Последняя фраза звучало наигранно и лживо, из неё так и сочилась фальшь. Парень посмотрел в лицо старушки и увидел страх. Да… знакомое выражение лица, то же самое, что было и у Юлии, и у Павла, и даже у Игоря. Она когда-то была свидетельницей всего.

– Вы же не верите в это… – сказал он. По её ответному взгляду было прекрасно понятно – замечание попало в яблочко.

– Я…

– Я знаю. Я видел, что стало с Юлией, видел рождение Мары, был с Павлом и Игорем. Я знаю. Я узнал…

– Тогда иди. Они наверняка решили бежать. Я по ним заметила, что они боятся, с самого начала что-то подозревали, умные девочки, но не могли ничего сделать, и, похоже, сейчас в кои-то веки решились. Иди к ним, они явно у кустарника. Ты должен помочь им. Должен бежать!

Проклятье, очередная перемена человека от бездействия к действию. Опять этот неожиданный всплеск активности, желания действовать! Как же это раздражает…

Серёжа сорвался с места и побежал в сторону избы бабушки Жданы. Если Мария и Вера могли уйти через кустарник, то только той дорогой, которую они знают. В какой-то момент, оставляя пустые избы позади, он начал чувствовать, что кто-то смотрит ему в спину. Наблюдает. Очень быстро пришла и мысль, что началось преследование. За ним следовал даже топот, который, с каждым мгновением становился всё ближе и громче. Юноша побежал быстрее, но, когда добрался до избы, обернулся и понял, что всё время был один.

Пытаясь вспомнить то, каким образом его семья оказалась в плену Неясыти, он мог заплутать. Первым воспоминанием прошедших недель был вид Бражника и пустых халуп. Изба Жданы была где-то рядом с нужным местом… но всё вокруг было так похоже друг на друга.

– Почему мы здесь, мама? – Пытаясь собраться мыслями, Серёжа услышал отдалённый голос сестры, что доносился за высокими и высохшими кустами.

Юноша пошёл на голос Веры, и через минуту встретил девочку с мамой. Они обе стояли и окидывали смущёнными взглядами широкую и непроходимую стену зарослей. Неужели они пытались найти заветную тропу? Или вовсе заблудились и вернулись назад?

– Вы хотите уйти? – сам того не желая, в голосе Серёжи прозвучала некая угроза.

– Братик!..

– Серёжа…

Мария посмотрела на сына. Глаза её разбухли от слёз. Она должно быть всю ночь плакала от того, к чему склонилась её семья, до какого ужаса дошли любимые ею люди, что пытались убить друг друга, и сами стремились к саморазрушению, задыхаясь от смертельной ненависти. Она не желала этого видеть, не хотела показывать дочери, и поэтому решила бежать.

– Не говори отцу, пожалуйста… – продолжила она. Мать закрыла грудью девочку, защищая едино как от мужа, так и от сына. Но мог ли он?..

– Никогда. Я тоже хочу уйти из Неясыти. – Даже это имя начало жечь язык. Оно злило и возбуждало, заставляя действовать, опрометчиво, глупо, жестоко. – Я проведу вас.

Надеясь на то, что ему удавалось пять раз пройти через плотные заграждения, и удастся в шестой – самый последний раз, он взял мать за руку и направился прямиком в завесу веток и иголок. Он снова бросил вызов природе и той тайной силе, что пыталась оградить Неясыть от мира, или же мир от Неясыти. Пусть случится что-нибудь ужасное, пусть он дорого заплатит за это, но он должен пройти. Он должен покинуть это место!

Серёжа двигался вперёд, игнорируя то, как ветки резали кожу, как иглы застревали в порах и впивались в плоть. Под ногами всё трещало и хрустело, скорее напоминая кости несчастных, коим не удалось пройти мимо него. И сзади топот. Торопливый. Неугомонный.

– Мы скоро выйдем. Ещё чуть-чуть, – успокаивал он мать и сестру.

Лучи солнца почти не попадали сюда, создавая вокруг едва различимые силуэты ветвей и маленьких тупиковых троп. Но лабиринт всё не кончался.

Когда слева начали мерещиться красные глаза, как две летающие дивные бабочки, он пытался отвернуться, но они следовали за его взглядом. Оно шло следом. Сопутствовало. Благословляло его дорогу. Серёжа не знал, что это, но точно то, что хозяйствовало в зарослях и имело право открывать или закрывать проход.

Через минуту лёгкие начали насыщаться приятным и свежим запахом открытых дорог, с едким ароматом солярки. Выход. Парень вышел из Неясыти, победно миновав заросли и улыбнувшись. Недалеко стоял знакомый ВАЗ, а чуть дальше заправочная станция. Строение выглядело заброшенным, словно уже лет десять никто здесь не задерживался.

– Мы смогли, мама! – сказал он и повернулся назад. В его руке была еловая ветка, так забавно походившая на человеческую руку. И больше никого. А тот топот… возможно это было оно, но никак не Мария или Вера. – Проклятье!

Парень вернулся в плен зарослей. Он бежал вперёд, думая только о матери и сестре. Если он не окажется с ними прямо сейчас, то произойдёт что-то ужасное. Он знал это.

Путь назад оказался куда короче, чем был в первый раз. Когда Серёжа вернулся в Неясыть, вырвавшись из кустарника, то увидел мать и сестру. Те стояли в метре и ничего не понимали. Лицо девочки украшали свежие царапины от острых веток, как и плечо матери. В разрезе платья Марии прослеживалась голая кожа, где совсем недавно парень наблюдал медный крестик. «Должно быть, веткой сняло», – подумал он.

– Но мы же… – начала девочка.

– Мы же были прямо за тобой! Шли вперёд! – подхватила мать.

– Мы попробуем ещё раз. Вам нельзя здесь оставаться!.. – Серёжа подошёл к маме и во второй раз взял её за руку. Он уже собирался развернуться назад, как увидел его.

Григорий стоял в паре метров от семьи. Неясно, чем он занимался, но выглядел он отвратительно. Взгляд затуманен, дыхание сбито, мешки под глазами превратились в угольно-чёрные клейма. Бледный и тощий. Он походил на куда большего покойника, чем в дни своей болезни, и тяжело было поверить, что новые перемены вернут ему непродолжительную доброту и заботу. Григорий видел настоящий кошмар, и в живом обличии ужаса нёс его на своих плечах.

– Никуда вы не уйдёте. Никто из вас! – Он уже не пытался сдерживаться, брызжа слюной и являясь сплошным воплощением гнева.

Мария и Вера замерли, как невинные овечки, что видят опасного волка. Серёжа вышел вперёд и встал между ними и отцом.

– Если хотят уйти – пусть уходят. Тебе и меня хватит. Хочешь,