слишком скучная для тебя. Благополучная. Так сказала Жанна? А если взять и изменить поведение? Показать слабость, боль… Дать тебе себя спасти?»

Мария решила обдумать эту мысль. Сколько можно просто ждать? Быть другом, помогать, поддерживать? Не пора ли действовать? Время – самое то. Антон разлюбил Ашу. Может быть, не окончательно, но он уже не пылает страстью, не рвется свернуть ради нее горы. Хорошо относится, заботится, потакает. Несет ответственность за ту, кого приручил, и только.

«Быть может, я ошибаюсь, – рассуждала про себя Мария. – И чувства Антона лишились только бурного проявления. Мы ни разу не говорили с ним о его отношениях с Ашей. О прошлых – часто. Но о настоящих он не трепался никогда!».

С этими думами Мария занималась домашними делами. Она была столь рассеяна, что так и не поняла, чего от нее хочет повар Руслана, дважды записала показания счетчиков, а в список продуктов для доставки не включила и половины нужного.

И только садясь в такси, Мария переключилась и стала думать о Жоре. Интересно, как сильно он изменился?

* * *

Она долго искала могилу отца. А все потому, что решила сделать это без помощи посторонних, и не спросила у смотрителя номер места.

Погода стояла хорошая, хоть и пасмурная. Тепло, но не душно, безветренно. Мария бродила по рядам, ища ориентиры (одним из них была раздвоенная рябина, росшая над могилой некоего Якова Бертольца). Наконец, нашла папу. Но не там, где думала. Поставила в гранитную вазу гвоздики, присела на скамейку.

– Мария? – услышала она и обернулась.

По аллее, торопливо запихивая в карман сигареты, к ней шел мужчина. Высокий, стройный, с волнистыми волосами редкого рубинового оттенка. Многие барышни спрашивали, какой краской он красится, будучи уверенными в том, что настолько насыщенного естественного цвета волос быть не может. Но у Жоры они такими были от природы.

– Неужели это ты? – вскричал он, подбежав к скамейке. – Глазам своим не верю.

– Здравствуй, Жора. – Она встала, чтобы чмокнуть его в щеку. Грузины, даже европеизированные, так друг друга приветствовали.

– Я столько раз бывал на этом кладбище, но тебя ни разу не встречал!

«Вот оно, везение!» – подумала Мария, но вслух сказала: – И я тебя. У меня папа тут. А у тебя?

– Старший товарищ. Добрый друг. В некотором роде учитель. Ты должна его помнить, это Геннадий Васильевич Рыжов. – Она кивнула. – Умер полгода назад. Но ты и сама знаешь об этом, не так ли?

Отрицать не было смысла:

– От Антона да.

– Ты все еще с ним дружишь.

– И работаю.

– Знаю.

– Откуда?

– Геннадий Иванович был в курсе.

– Он следил за жизнью семьи брата?

– Звучит ужасно. Перефразирую: интересовался. Но давай не будем об этом? Пойдем куда-нибудь посидим. Поболтаем, выпьем, поедим.

– С удовольствием.

Он подставил ей согнутую в локте руку. Мария оперлась на нее, и старые друзья пошли к выходу.

– Ты не хромаешь, – отметила она.

– Почти, – уточнил Жора. – Но если долго похожу, начинаю западать на левый бок.

Этот красивый человек с необыкновенными волосами, потрясающими карими глазами, точеными чертами лица, бархатным голосом и медовой кожей родился инвалидом. С диагнозом ДЦП. Врачи говорили, легко отделался – всего лишь плохо ходил. Родители много сделали для сына. Они и в Европу переехали прежде всего из-за него. Там не только продвинутая медицина, а еще отношение другое. Люди с физическими отклонениями там полноценные члены общества. Такие же, как все, но с привилегиями. И как раз последнее Жоре не нравилось. Он не хотел, чтобы его брали на работу лишь потому, что есть квота на инвалида, давали льготный кредит, платили повышенное пособие, если он не сможет трудиться. Именно поэтому он получил техническую специальность и отправился в Россию, чтобы работать на заводе.

– Ты проходил какое-то лечение? – спросила Мария. Когда они виделись в последний раз, Жора подтаскивал ногу, а вторую еле разгибал. Из-за этого казался ниже. Теперь же было видно, что ему и с ростом повезло. Матушка-природа не обделила и им.

– Много каких. Были и инъекции стволовых клеток, и облучение, и растяжки на мудреных тренажерах. Но помогла операция. Трехэтапная. Сейчас я весь в шрамах, звеню, как терминатор, проходя рамки металлоискателей, но ровно хожу.

– Но ты начал курить.

– Чем не горжусь. Но и бросать не собираюсь. Открыл для себя кайф в кофе с сигареткой.

Они вышли за пределы кладбища. Георгий махнул таксисту – их тут много дежурило.

– Ты ведь не на колесах? – запоздало спросил он.

– Нет. Так и не научилась водить.

– Как и я.

– Куда поедем?

– В домжур, любимое место моего доброго друга. Помянем его.

– Почему именно сегодня?

– У него день рождения в этот день.

Мария покивала, будто не знала этого, и стала рассматривать Жору детально.

Он так ж красив. Нет, стал даже лучше. Возраст пошел ему на пользу. Морщинки у глаз придавали задумчивое выражение лицу и делали его одухотворенным, седина на висках не портила, хоть и была не серебристой, а желтоватой. Женщина поэтического склада сказала бы, что в волосах Георгия запуталось солнышко…

В длинных, волнистых, по-прежнему густых волосах.

Вид у Габунии был богемный. Неформальная прическа, легкая небритость, серьга в ухе, хипповатая одежда… Не так выглядят начальники промышленных предприятий. Когда они виделись в последний раз, Георгий был и. о. начальника цеха. Сделать стажера главным не могли.

– Чем ты занимаешься сейчас? – поинтересовалась Мария.

– Пишу.

– Ты изменил род деятельности?

– Кардинально.

– Почему?

– Понял, что все уже доказал. И себе, и окружающим. Тогда и начал заниматься тем, что люблю по-настоящему.

– Стыдно признаться,