– Жри свою зеленуху, Ронни, – и не подумал испугаться метаморфозы Ноа. – А мясо нам оставь!

– Это не мясо!

– А что это? – опешил парень, глянув на блюдо теперь с подозрением.

– Это неземное каре небесного ягненка с мятно-горчичным соусом, мой сладкий, но, увы, совершенно не разбирающийся в высокой кухне птенчик! И будь я проклят, если хоть раз в жизни ел что-то вкуснее.

Ноа таки ухватил себе кусок, пробормотав «тьфу, зараза, а я уже черт-те что подумал», и резво ретировался, увернувшись от почти настоящего выпада вилкой воинственного продюсера.

– А прошлые стейки Кэти? – возмутился Ронан, не забывая при этом оглаживать мои колени под столом, дразня обоих нарастающим предвкушением. – Скажешь, были менее вкусными?

– Может ли господь сотворить камень, который не в силах поднять сам? Этим вопросом задавались лучшие теософы на протяжении многих веков. – За столом послышались мученические стоны и «ну понеслась» возгласы вперемежку со смехом. – И никто так и не смог ответить на него. Так вот, у меня есть ответ. И на этот раз он вас сразит своей краткостью и неоспоримой правдой, а так же моей гениальной способностью зрить в самый кор…

– Да ну твою же выхлопную трубу, Ронни! – закатил глаза Рауль, по первому слову поднявший свое пиво.

– Лучше, чем Кэтрин Брукс, любое мясо может приготовить только один человек на этом свете – сама Кэтрин Брукс. Чин-чин!

– Чин-чин! Кэтрин, за тебя!

– За тебя, Кэти! – послышалось со всех сторон, сопровождаемое звоном стекла.

– За Кэти и ее офигенскую жранину!

– Кэти, мы опять все снимали. Все ждали, когда ты заставишь Дизеля снова резать лук, уж больно в кайф смотреть на его зареванную рожу, – сообщил Фино.

– Ты его пожалела нынче? Вот зачем? – подключился Ноа. – Ему ж так идут сопли со слезами в три ручья.

– Пожалела? – фыркнул Дизель, добираясь в своих тисканьях до моей задницы, насколько это было сейчас возможно. – Она меня? Думаете, тереть этот чертов корешок было проще?

– А! Так ты поэтому отворачивался? Ноа, дебил! – Фино треснул брата в плечо, – Я же говорил, в том углу тоже надо ставить камеру! Мы все пропустили! А все ты, лошара ленивый!

– Кстати, да. Приправа из корня хрена – это что-то запредельное, – поддержала тему Мари. – С тебя рецепт, Кэти!

– Между прочим, от моего легкого насморка и следа не осталось.

– Кэти, сеструх, признавайся, ты родилась не в Техасе, а в Салеме (знаменитый в США город, в котором якобы обитало большое количество ведьм и колдунов – прим. Авторов)! – подмигнул мне Рауль, тут же схлопотав демонстрацию тяжелого кулака Ронана.

– Рожу утри салфеткой, а то больно взгляд сальный, говнюк! – рыкнул он, тут же поцеловав меня в шею.

– А ты сильно не увлекайся, по лестнице идти будет пипец как неудобно, – со смехом парировал брат.

Я впитывала прикосновения Ронана, слушала дружескую перепалку за столом, одновременно наслаждаясь ею и стараясь не зареветь. Потому что это был мой прощальный подарок всем этим классным ребятам. В конце концов, могу же позволить себе оставить им хотя бы вот такую память о Кэтрин Брукс, промелькнувшей в их жизни? А мой прощальный подарок самой себе вот-вот случится. Чуток позже, после того, как все разбредутся, а я загружу посуду в посудомоечную машину и наведу порядок в кухне-столовой.

Черт, жаль будет, конечно, расставаться со всеми этими кухонными приборами, которые я с такой любовью подбирала для себя. Но тут мне остается лишь надеяться на порядочность Мари, которая, будучи сама неплохой хозяйкой, войдет в мое положение и через какое-то время отправит контейнер с моими вещами на указанный адрес. Когда он у меня появится.

– Котенок, а что там с моим десертом? – Горячий шепот буквально обжег ухо. – Еда фантастическая. Но без нее я бы перебился. А без любимого сладкого вот-вот сдохну, ей-богу. Или лопну. В конкретном месте.

– Слышь, сладкоежка, а кухню кто убирать будет? – Я облизнула его взглядом, задержавшись на секунду на «конкретном» месте, которое реально было способно разорвать даже сложенную в несколько слоев джинсовую ткань на ширинке.

– Ни фига! Мы готовили, мы и убираем? А они просто пожрали и пойдут наглаживать сытые брюхи? Что за несправедливость? Эй, лохматые, сегодня дежурите на кухне. И это… всем хорошего вечера, сладких снов и все такое, а нам пора.

Я сопротивляться не стала, ведь и сама уже не то что тлела в ожидании, а поджаривалась, и позволила ему вытащить меня из-за стола под одобрительный ропот и шуточки братьев и очередную восхваляюще-прощальную оду Ронни моему кулинарному искусству.

Ронан почти бегом проволок меня по лестнице, и только мы скрылись из виду у всех, мигом прижал к стене. Обхватил щеки, подставляя мой рот под атаку своего, и втянул в неистовый, глубокий поцелуй, мыча и порыкивая зверски от жадности, передавая ее и мне. Приник всем своим сильным телом, потираясь так, будто по нему прокатывалась волна за волной, по сути, уже сразу имея меня тут без проникновения.

– К тебе или ко мне? – прохрипел, оторвавшись, и, чуть присев, подхватил, вынуждая обхватить бедрами и обвить руками шею. На треск моей юбки плевать было обоим.

Я чуть замешкалась с ответом, хватая воздух, и он рванул вперед, не дожидаясь и проворчав, можно было подумать, что гневно, если бы не знала, что за сила толкает его нетерпеливую задницу на самом деле.

– Сам решил. К нам.

Если когда-то пожелаете воочию узреть гребаное живое воплощение стоического терпения, взгляните на меня. Потому как я сегодня оно самое и есть. Э-э-эм... был. Мало того, что меня с самого момента пробуждения не слабо так покусывало в самое причинное место, оно же мозг, то и дело всплывавшими жаркими картинками с нашей прошлой ночи. Там, у офиса Кэти, я всерьез уже выбирал между перспективой поехать к внезапно обретенному деду и забить на все и уболтать мою голубоглазку забуриться в какой-нибудь отель поблизости на сутки как минимум и вытрахать все так расшатавшее меня околородственное эмоциональное безобразие. Заодно закрепить свои права на нее и внести полную ясность между нами. И после общения с Адамом, когда меня моментами аж придушивало бешеными чувствами, это желание только усилилось.

Совместное приготовление ужина на нашу банду вовсе довело уже почти до края. А все из-за внезапного открытия… ну или озарения, хер знает, как оно там зовется.

Я. Вдруг. Понимаю. Наших. Женатиков.

Охереть, да? Но так и есть.

Ладно, оно не совсем уж вдруг. Походу, все к тому и шло сначала, и я это принял уже некоторое время назад. Вот эту вот странную штуку, когда смотришь на женщину, и за ней тебе не мерещится смутный образ следующей. Той, кто займет ее место, когда у меня отгорит. Хотя нет. Не горело ведь и правда до Кэти. Чесалось – вот правильное слово. Так вот, с ней у меня такого нет. В смысле зудит на нее омотореть как. Но тут про другое. Даже если нарочно пытаться пристально пялиться в перспективу. Вместо образа возможной новой романтичной чесалки вставал монументальнейший такой вопросище: «А на хера?» Если смотришь – и чуешь: все есть. У тебя. Вот оно. И это даже не в постели. Это она ходит рядом. Колдует на кухне. Заставляет зависать от своих улыбок. Говорит о чем-то. Пох, о чем и с кем. Голос. Чуть провечивающие сквозь кожу венки на творящих вкуснющее волшебство кистях. Манера щуриться и поглядывать дразняще искоса. Она. Все.