Помню, как мы сидели в душном зале в дурацких квадратных академических шапочках, и волосы у нас намокли от пота и спутались. Я думала, что праздновать окончание восьмого класса таким вот образом – ужасно глупо. В то время я с нетерпением ждала выпуска из старшей школы. Да и не только я.

Дождь застал нас врасплох. Небо затянулось серебристо-серыми тучами, из которых на наши платья – пасхальные, но пригодившиеся еще раз – и модные туфельки обрушился ливень. Родители тотчас попрятали смартфоны и побежали на парковку, где стояли роскошные джипы, а мои одноклассники остались ждать под небольшим навесом.

Берч накинул мне на плечи свою куртку. И взял меня за руку. Позже нам, конечно, пришлось друг друга отпустить – ведь мы были подростками, – но мы почувствовали, что уже ничто не сможет нас разлучить.

Это чувство до сих пор меня не покинуло. Даже когда он умер.

Я поражена, как никто другой, что моя рука столь хорошо лежит в чужой ладони.

После поворота направо спуск прекращается. Фонарь Феникса озаряет темные стены. Мы с Лонаном плетемся позади. До недавнего времени наш отряд хранил молчание, слышен был лишь стук шагов по каменному полу, но кто-то из парней вдруг начинает что-то бормотать себе под нос. Не могу разобрать, кто именно.

– А тебе не обязательно вести себя как козел, – произносит Алекса.

– Я тебе уже три раза говорил: не подходи ко мне близко. – Касс. Теперь ясно. – Мы больше не вместе, Алекса. Не делай вид, что все иначе.

– И почему это мы не вместе, Касс? – Она выплевывает его имя, будто оно осязаемо и покрыто кислотой. – А как же твои обещания про навсегда? А наш побег?

Хочу заорать: «Он исчез не по своей вине!»

Но если я раскрою правду о том, почему он пропал, то автоматически выдам чужие тайны. Мне больно видеть Алексу в таком состоянии, но мне нельзя рисковать доверием Лонана. Особенно после того, что с нами случилось.

– Сейчас не время, Лекс. – Голос Касса звучит ровно, мрачно. Он прорезает тишину, как нож.

– А когда оно наступит? С тех пор как вы высадились на нашем берегу, ты максимум снизошел до пары слов. Что ты тут делаешь? Почему тебя сюда занесло?! – Голос Алексы, напротив, срывается и дрожит. И она кажется мне совершенно искренней. – Ты ведь изначально это планировал, да?! Сбежать без меня! Бросить меня одну!

Натянутое напряжение прокалывает тихий голосок Хоуп:

– Сейчас и правда не самый лучший момент, Алекса.

Мы замираем. Узкий тоннель, взрывоопасная компания.

– Знаешь, Лекс, – раздраженно говорит Касс, – я тебя не бросал, но спасибо за обвинения.

– Заткнись, приятель, – бурчит Феникс.

Но Касс его то ли не слышит, то ли не желает слушать.

– Если ты вымаливаешь правду, то получай: я перестал верить тебе, когда ты завязала у меня на шее веревку. Ты красавица, Алекса, но ты непредсказуемая и эгоистичная.

Он выдирает из рук Феникса фонарь и устремляется прочь. По стенам пещеры начинают плясать отсветы и тени.

– Ты перегнул палку и прекрасно это понимаешь, Касс! – восклицает Лонан, и ему вторит эхо.

Лонан ускоряет шаг, пытаясь нагнать Касса. Я, в свою очередь, бегу за Лонаном. Ко мне присоединяется Алекса. Мы оказываемся впереди нашей маленькой стаи. Алекса наступает мне на пятки в попытке добраться до Касса, но мы с Лонаном намеренно держим ее позади. Хватит на сегодня кровопролитий.

– Насколько я помню, честность считается благом, – бросает из темноты Касс.

– А по-моему, таковой считается и доброта.

– Кто бы говорил, Ло, – фыркает Феникс.

– Назови-ка хоть один мой недобрый поступок за сегодняшний день, – парирует Лонан.

Наверное, я целые сутки провела в розовых очках доброты, но мне ничего не приходит на ум. Да, после перехода по выступу мы с Лонаном чуть не поссорились, вдобавок он успел подержать у собственного горла нож. Однако поступал он так из благих намерений.

– Ты съел последний кусок моей вяленой оленины, – заявляет Феникс.

– Это было вчера. Еще?

Но Феникс молчит – как и остальные, – ведь мы, наконец догнав Касса у выхода из тоннеля, оказываемся снаружи, в лучах предзакатного солнца и тускнеющих угольков стеклянного фонаря. И мы замираем, ошеломленные.

Мы видим постройку.

Многоярусная, с озелененной крышей и призывно светящимися окнами, она располагается в пятидесяти ярдах, выглядывая из густых зарослей. Их огибает черная, как оникс, водная гладь, которая змеится вплоть до самого тоннеля. Через канал тянется шаткий мостик, а ближе к постройке плещутся несколько грубо отесанных каноэ. Думаю, они вряд ли предназначены для нас.

Возникает вопрос: а для кого?

– Там горит свет, – шепчет Хоуп.

Электричество.

Люди.

Мы не одни на острове.

Впрочем, об этом мы давно успели догадаться.

– Вода, мостик или обратно к сетям, – объявляет Лонан. – У нас три варианта.

У меня невольно вырывается смешок:

– Неужто у нас есть выбор?

– Люблю подходить к делу обстоятельно.

– Думаете, они отвели Финнли туда? – спрашивает Хоуп, проталкиваясь вперед. – Выглядит… уютнее, чем я представляла.

– Внешность обманчива, – произносит Касс, выразительно глядя на Алексу.

– Уймись, – отрезает Лонан.

Алекса молчит, но я провела с ней достаточно времени, чтобы понять: таким образом она, будучи чересчур упрямой, выражает благодарность. Она бросает на Лонана взгляд – слегка сощурив глаза, словно в напряженной попытке передать что-то посредством телепатии. Я ни у кого не встречала подобного выражения лица. Интересно, сколько же еще неизведанных сторон у людей?..

– Значит, вариант с сетями мы отметаем, – делаю вывод я.

Мне не терпится продолжить путь. Возможно, мы отыщем тут Финнли – живую или мертвую. А если здесь есть лаборатория, то мне, с некой долей вероятности, удастся получить хотя бы некоторые ответы на свои вопросы.

– Вода выглядит сомнительно. Значит, остается мостик, – добавляю я.

Впрочем, что-то в нем вызывает у меня подозрения, и это отнюдь не шаткие доски. Мне тошно признавать, но Волки одержали победу: они взрастили во мне рассадник паранойи. После Зеро меня стал одолевать страх. Я боюсь, что за простыми решениями кроется опасность.

– Делайте что хотите, – говорит Хоуп, – а я пойду искать Финнли.

Она опускает длинную тощую ногу на мостик и, убедившись, что он достаточно устойчив, сует руки в карманы и устремляется прочь. На нас она даже не оглядывается.

На нее не похоже – наша Хоуп не стала бы ни так говорить, ни так поступать.