– Тоже.

Наличие опыта не означает, что греблю я люблю. В детстве мне постоянно снились кошмары о змеях в темной воде. Папа часто заглядывал под мою кровать и заверял меня, что их там нет и никто не выжидает подходящий момент, чтобы вонзить в меня клыки.

Вдобавок отец потратил кучу денег на электрические лампочки.

Самый жуткий, повторяющийся кошмар – про водных щитомордников. Сперва рядом со мной появляется лишь один. Он проскальзывает мимо моей ноги, оборачивается кольцами вокруг лодыжки. Затем на поверхность всплывают и остальные, но я не могу их сосчитать, они окружают меня, но не стремятся укусить. Они душат меня до смерти.

Я просыпаюсь с бешено колотящимся сердцем и пытаюсь заставить легкие работать.

Меня не пугают ни прозрачный горный ручей, ни океан, кишащий акулами.

Зато мутная, стоячая вода – совсем другое дело. Особенно если в ней трудно что-то разглядеть, как сейчас.

– Дыши, Иден. – Лонан почти в совершенстве научился возвращать меня в реальность. Увы, я давала ему столько поводов отточить это мастерство! – Помни, что твой разум сильнее обстоятельств.

Киваю. У него была масса возможностей укрепить разум. Например, смывать с плитки кровь родителей – весьма жестокое начало.

– Спасибо, – откликаюсь я. – Ты прав.

Ведь что такое выдуманные угрозы по сравнению с настоящим ядом, который отнял у меня семью, Берча, жизнь? Ничто.

Мы опускаем весла в воду. Лонан устраивается на носу, где требуется немалая физическая сила. Я сижу на противоположном конце, на месте рулевого. Хоуп – посередине, как наш впередсмотрящий. Каждое движение весел отдаляет нас от вроде бы безопасного мостика и уносит прочь, ближе к неизвестности, которая ждет нас за поворотом. Кругом – вода, обрамленная растущими на берегу деревьями и кустарниками. Канал не такой и широкий – как два каноэ от края до края, мне встречались и побольше, – однако он действует на меня угнетающе.

Разум сильнее страха, напоминаю я себе. Здесь нет никаких змей.

Зеленые заросли настолько густые, что с нашей стороны постройку почти не видно – лишь выглядывает верхний ярус с мягко светящимися окнами и устланной пальмовыми листьями крышей. А когда солнце зайдет, сооружение вообще сольется с тропическим пейзажем.

Мы продолжаем грести, но примерно на середине пути понимаем, что с этой стороны найти вход в постройку нам не удастся. Канал уходит от нее в поросшую мхом пещеру с таким низким сводом, что мы, даже сидя, с трудом в ней поместимся. На меня вдруг накатывают воспоминания о Диснейленде и аттракционе с «Пиратами Карибского моря». Мне было семь лет, и меня охватила чудовищная паника, когда выяснилось, что мы отстояли бесконечную очередь только ради путешествия в лодке по темной воде, ведущей в неизвестность.

Рация издает тихий писк, и мы останавливаем каноэ у входа в пещеру.

Лонан срывает рацию с пояса, случайно задрав футболку так, что мелькает обнаженный торс.

– Лонан на связи, – произносит он, и на корпусе рации загорается синий огонек. – Что-то обнаружили?

Доносится треск, а затем голос:

– Ага, – кажется, отвечает Феникс, – мы перебрались через заросли и видим вход, но отсюда к нему не подобраться. – Странно, что его полушепот хорошо слышен сквозь помехи. – А вот у вас, может, и получится. Думаю, вода выведет вас прямиком к двери центральной части постройки, но ее нижняя часть и канал каким-то образом уходят под землю. С вашей стороны все примерно так?

Надо же, а панические атаки всегда начинаются одинаково – что в семь лет, что в семнадцать. Нам придется проплыть сквозь пещеру. Иного пути нет. Иден, дыши.

– Да, – подтверждает Лонан, ничуть не обеспокоенный тем, что наше каноэ отправится в кромешный мрак. – Мы все проверим. Но вы не расслабляйтесь. Если вам нельзя туда проникнуть, это еще не означает, что вы находитесь в безопасности. У них повсюду глаза и уши, напомни Кассу.

Произнося последнюю фразу, Лонан через плечо бросает на меня взгляд, и я убеждаюсь, что услышала очередную шифровку. Правда, слабоватую – или я просто к ним привыкла? – потому что понять ее очень легко: «Помни, враги в курсе, где вы, потому что с вами Касс, через которого они могут за вами шпионить».

– Обязательно, – отзывается Феникс.

Лонан цепляет рацию обратно на пояс, поднимает весла.

– Готовы?

– Готовы к чему угодно, если доберемся до Финнли, – заявляет Хоуп.

Я открываю рот, но почему-то теряю дар речи.

– Иден? – поворачивается ко мне Лонан.

Кажется, он вот-вот утратит терпение. Он не понимает… Да и почему он должен возиться со мной? Сегодня я немало раз побеждала страх высоты и вполне сносно чувствовала себя, пробираясь по тоннелям. Вдобавок Лонан посоветовал мне, что нужно делать. Надо только взять волю в кулак. Рассудком-то я с ним согласна. Но мой организм, к сожалению, сопротивляется разуму.

– Я… – говорю я и сглатываю. – Мне некомфортно, когда вокруг… такая вода. Особенно если в пещере могут быть… э-э… щитомордники. – Как глупо это звучит. Я веду себя как пятилетка в теле семнадцатилетней девушки. – И там очень темно.

Лонан стискивает зубы.

– Не хочу тебя расстраивать, но чем дольше мы ждем, тем темнее становится.

– Серьезно? Мне прямо полегчало, спасибо.

– А что ты предлагаешь? Я думал, ты сильнее, Иден. Я был в этом уверен.

У меня еще никогда так не вскипала кровь от подобного комплимента.

– Ты меня не знаешь. Ты ошибаешься, Лонан.

И сильные люди в один прекрасный момент ломаются.

Хоуп отводит взгляд, изучает свои руки. Прости, Хоуп. Ты застряла в каноэ с наглядным примером того, что бывает, если случайно подтолкнуть человека к нервному срыву.

– Я часто ошибался в прошлом, но не сейчас, – говорит Лонан. На меня еще никто так не давил, я не могу даже возразить. – Ты справишься. Я отказываюсь смотреть, как настолько волевой человек ломается под влиянием страха.

– По-твоему, переступить через страх – пара пустяков. Но ты его преуменьшаешь.

– Нет. Чем тебе сложнее, тем сильнее ты становишься в итоге. Ты в ужасе от происходящего, ты бледная как мел, у тебя сбилось дыхание. И я не считаю, что тебе будет легко, но я не сомневаюсь, что в итоге ты победишь.

Я вспоминаю о нашем разговоре. Лонан признался мне в том, что он смывал пятна крови с кухонного пола, и мне становится стыдно.

Лонан умолкает. В данный момент ему незачем говорить. Он смотрит на меня. И ждет.

Все и так написано у него на лице – те воспоминания, к которым он обращается всякий раз, когда ему нужно собраться с силами. Всякий раз, когда ему нужно встряхнуть и меня.

В голове что-то щелкает. Я понимаю, что Лонан не стремился ранить меня своими словами. Но я-то считала, что он говорит о том, как в тяжелой ситуации надо попросту притвориться, что страха нет – и страданий, и боли не существует.