– Скажите, чтобы забрать брата, что мне нужно для этого?

– Ну, во-первых, жилплощадь, без нее никуда. А во-вторых, ты должна работать и принести справку о доходах.

Я промолчала. Лишний раз говорить вовсе не хотелось. Если жить у нас было где, и мне нужно основательно заняться переоформлением документов, то вот с работой все было намного хуже.

Дверь в кабинет открылись, и я резко развернулась, услышав громкое:

– Машка! Машенька, – я резко поднялась со стула, роняя его, и заключила в объятия своего любимого братика.

Степашка крепко прижался ко мне, а я, обхватив его руками, носом уткнулась в макушку. Я не могла сделать и вдоха, настолько сильны были мои чувства, что я боялась пропустить какой-то важный момент. Мы стояли, обнявшись: я, на коленях перед ребенком, и он, плотно прижатый к моему телу. Наслаждались этими минутами долгожданной встречи.

Когда я кое-как смогла взять себя в руки, вдохнула родной детский запах. И мысленно пообещала, что заберу его отсюда при первой же возможности и больше никогда не отпущу.

Господи, как же мне больно за него.

– Машенька, ты меня заберешь сейчас? – услышала дрожащий голос и не сдержалась, заплакала в голос, еще крепче прижимая детское тельце к себе. – Я не хочу здесь быть, я домой хочу. К тебе.

Каждое его слово резало меня словно ножом, а я все никак не могла дать ему ответ. Потому что он будет не такой, какой ждет Степашка.

– Машенька, пойдем, пожалуйста. Я прошу тебя, пойдем прямо сейчас.

Он отстранился немного, чтобы посмотреть мне в глаза, и меня снова словно под дых. Он все понял по моему лицу.

– Ты тоже не хочешь, как бабушка?

– Нет! – закричала я и снова порывисто его обняла. – Я хочу! Я заберу, слышишь меня? Я заберу тебя! Ты мне нужен, ты же мой брат! Я не брошу тебя, милый мой. Ты мне веришь? Я не брошу. Я не предам, родной мой. Миленький, не предам.

– Я верю тебе, Маша, только тебе верю.

– Я бы никогда тебя не предала, ты моя единственная любимая кровиночка. Я всегда буду рядом, знай это.

– И я буду всегда с тобой рядом. Только, пожалуйста, забирай меня скорее, Машенька. Я не хочу здесь жить, – он шмыгнул носом, отпрянул немного и, вытерев детскими ладошками мое лицо, поцеловал в обе щеки.

– Я клянусь тебе, очень скоро я заберу тебя. Клянусь, братик.

– И мы будем жить вместе?

– Пока я тебе не надоем. Только верь мне и никогда не сомневайся.

– Хорошо, – кивнул он и снова обнял меня, – я верю тебе, Машенька. Я очень тебя люблю.

С уходом Маши моя жизнь превратилась в однотипные серые будни. Меня ничего не радовало, да и сам я не особо хотел развлекаться. Постоянно засиживался на работе допоздна, потом ехал домой, и чтобы не вспоминать о том времени, когда мне было хорошо рядом с женой, я шел в спортзал. Занимался до тех пор, пока не начинали болеть мышцы, полностью отдавал себя спорту. Затем был душ и сон. И так по кругу все эти недели, прожитые без любимой Машки.

Даже отец перестал меня узнавать, хотя он знал всю ситуацию. Но не мог поверить, что я страдаю из-за женщины. Да я и сам порой не мог поверить, но пустота в душе часто об этом мне напоминала.

Иногда Бекетов звал меня в клуб развеяться, и лишь один раз я согласился. И то, какого-то хрена подумал, что могу встретить там Машу. Придурок! У девочки траур, а я мечтаю ее встретить в клубе… О чем только думал?

Бл*дь, как же мне ее не хватало! Хотелось обнять, прижать к себе и пообещать, что впредь все будет хорошо. Я смогу защитить ее от бед, оградить от различных напастей и дарить только счастье. Я мечтал, чтобы рядом со мной она улыбалась. Но пока что, к сожалению, со мной или без меня, все было слишком ужасно.

Мои ребята постоянно следили за ней и докладывали мне обстановку. И если я мог понять ее порыв работать, чтобы иметь возможность оформить опекунство на брата, то вот чего я не ожидал, так это ее визита в детдом. Я как раз ехал в аэропорт в Праге, когда на вайбер поступил звонок от Леонида. Он мне и сообщил, что, оказывается, Степана забрали в детдом. Вот здесь я и ахерел. И подробностей выведать не получалось. Все же я был не криминальный авторитет и прессовать оставшихся родственников Маши не очень-то и хотелось. Но мне страшно было представить, что ощущает моя девочка, которая всегда переживала за своего младшего братика. И самая жесть в том, что я знал: ей его не отдадут. Хотя бы потому что, насколько мне известно, у нее снова не было работы.

Как же я тогда ахренел, когда узнал, что она попала в больницу. Спасибо Бекетову, который вечно терся около Кати. Но как мне было сложно не сорваться чтобы рвануть к ней. Нет, однажды я таки оказался около больницы, но потом одернул себя, напомнив, что я ей не нужен. И только на правах мужа, при это показав документы, я узнал о ее состоянии здоровья. И попросил самой Маше не сообщать о моем визите. Малышка… она не восстановилась после выкидыша и полностью погрузилась в работу. Что и сказалось на ее здоровье. И в этом я тоже винил себя.

Я знал, что во всем виноват только я. А она – моя светлая и чистая девочка, которой судьба приготовила множество испытаний. И теперь, узнав о Степашке, я больше не собирался оставаться в стороне. Хватит! Слишком долго она была наедине со своим горем.

– Алан Демидович, куда? Домой или к отцу?

– В детдом, Леня. В детдом.

Я собирался решить вопрос со Степашкой прямо сейчас. Мне было плевать на их законы и принципы, этот ребенок не останется там больше ни на один день. Слишком много пережили брат с сестрой, чтобы еще кто-то смел их разлучать. Боюсь, сейчас для Маши самый большой удар в ее жизни, ведь она так сильно любит брата.

Я пока что не хотел сообщать ей о своем решении. Пусть узнает позже. Иначе, знаю я ее характер: станет возражать, отказываться от моей помощи. А я не собирался отступать. Я хотел ей помочь, хотел, чтобы она поняла: я ей не враг, и желаю только счастья. Да и малого жалко, я помнил его, помнил, как мы познакомились, это приветливый парень, которому очень не хватает сестры. И теперь я собираюсь исправить эту ситуацию. Несмотря ни на что, они должны быть вместе.

Подъехав к детскому дому, куда именно забрали Степана, я пошел сразу же к директрисе. Позади меня шел Леонид, который уже стал незаменимым помощником.

Я осмотрелся во дворе и понял, насколько же здесь все убого. Ощущение, что дореволюционная обстановка. Ремонт не делали несколько десятков лет. А вот об этом стоит подумать.

Дойдя до крыльца, вошел в здание, где с горечью отметил, что внутри сего заведения еще хуже, чем на улице. И этот факт добавлял мне уверенности в том, что без Степки я отсюда не выйду.

Найдя кабинет директора, постучал и, услышав тихое «войдите», кивнул Лёне, чтобы ждал меня в коридоре.