Филипп сказал прислуге, что на крестьянина напал оборотень, ему было важно запугать всех, и ему, бывшему охотнику, поверила даже Летисия, знавшая его всего несколько дней. А полиция? А майор? Они могли поддержать эту выдумку, если она оказалась им выгодна.

Вполне возможно, что лорд Вейтворт сразу получил от майора иную информацию. Например, что все это – инсценировка. В числе подозреваемых могла быть и я, ведь мой муж боялся меня.

– Полиция, – кивнула я, немного отпустила Юфимию и дернула снова ее за волосы. – Кто убедил лорда Вейтворта отправить меня в село? Кто?

– Да никто, сам он! Перепугался за вас! Какое сокровище! Выпустили бы меня, ваша милость, – осклабилась Юфимия, – все равно живой отсюда не выйдете.

– Нет, – ухмыльнулась я. Мне было все еще страшно, но власть пьянила. Вот что опасно. Власть. У меня было чувство, что движением рук я могу раздробить на сотни тысяч камней горы и мановением пальца разогнать облака. – Что было дальше? Почему погибла Летисия?

– Была бы другая вместо нее, а то и вы, если бы вы тогда вышли. Главное, чтобы поверили в этого зверя.

Нет, она не облегчала сердце признанием. Она не каялась, не искупала вину. Она не запугивала меня, она подчинялась, и от осознания собственного могущества, от запаха крови и пороха незнакомый дурман кружил мою голову.

Я обязана остановиться. Мы уже на краю самой Тьмы, Юфимия тащит меня за собой туда, откуда возврата не будет. Мне нужно столкнуть ее и спастись, иначе никак.

– Рану ей нанесли – чем? Формовочной лопаткой для колбасок? – Я отпускала волосы Юфимии, когда задавала вопрос, и тянула вверх, выбивая ответ. – И тому крестьянину тоже?

– Больно уж она для таких дел хороша.

– Мразь, – выплюнула я и с ненавистью тряхнула голову Юфимии. Мы скоро приедем, это не будет длиться вечно. За каретой наверняка пустилась погоня – не может быть, чтобы в той стычке погибли все до единого, я не хотела об этом думать. Выстрелов было мало, но запах крови силен. – Второй убийца погиб там, в лесу? Филипп убил его в ту ночь?

– Откуда я знаю! – Юфимия закатила глаза. – Не знаю я, сколько их было! Меня этот поганец подбил уже после того, как ваша Летисия отошла в чертоги.

Если бы она сказала что-то иное, то, что могло унизить Летисию, оскорбить ее смерть, я прикончила бы эту лживую гадину своими руками.

– Как погибла Летисия? Говори!

– Знать не знаю, – поспешно ответила Юфимия, но я ей поверила. Возможно, то, о чем догадалась я, и было истиной. – Я-то видела, что она в горячке, так понятно же, от чего. Ночной огонь, скверная штука… – Юфимия хрипло засмеялась. Удивительная она, не может исключать, что для нее это все кончится хуже, чем для меня. – Филипп еще раньше заходил в сараи, так тогда я не видела, чем он там в дерьме-то рылся.

Ночной огонь. Сепсис. Заражение крови. Они убили Летисию хладнокровно, обдуманно, лишь потому, что им нужно было кого-то убить. Волосы под пальцами ослабели – я не ослабила хватку, я выдрала у Юфимии целый клок, но она почему-то терпела.

Филипп заранее испачкал лопатку в скотных сараях. Опаснее для любых ран, чем протухшее мясо, только испражнения, ему ли, охотнику, это не знать.

– Ты все поняла в ту ночь, когда Летисия умирала, – глухо проговорила я. – Она не звала, она называла. Называла имя убийцы. Так? Говори!

И Юфимия внезапно заплакала. Она будто обмякла, напряжение из ее тела ушло. И если бы я не была уже научена опытом, я отпустила бы ее волосы – но нет, именно мои главенство и превосходство давали мне шанс.

– Я сказала ему, ваша милость. Тогда, у постели ее, и сказала, что знаю, кто все затеял. Что оборотня никакого нет. Что Летисия ваша всю ночь твердила, кто ей рану нанес. Там еще, в лесу. И про то, что в сарай он заходил, припомнила. Филипп заходил, я ему и сказала…

Из бессвязного бормотания я вычленяла главное, не отвлекаясь на спутанность речей и обрывки фраз – и ни на секунду не допуская, что я прощу то, что они оба сделали.

– Почему ты не пошла к моему мужу? – Я стиснула пальцы. Как я хотела бы сжать их на горле жадной, коварной, двуличной женщины. Священник отпустил бы сей грех, и Ясные простили мне эту смерть. – Ты знала, что нет никакого оборотня. Почему никому ничего не сказала?

– Жадность, ваша милость. Филипп как хотел? Что, мол, зверь лютует, его ловят все тут, а нападение на карету, которая подати в село везет, так то браконьеры, как его милость ни скрывал, а все знали… А с Филиппа-то что, какой спрос, ушел искать оборотня да пропал, пусть армия да полиция в лесах рыщет. Мне бы милорду сказать, а я думала – ну что бы мне не уйти вместе с ним?.. Денег на всех хватит…

Почему не шагнуть так легко во Тьму. Догадаться, кто убил ни в чем не повинных людей, кто затеял всю эту мерзость, и вместо того, чтобы сообщить лорду-рыцарю, шантажировать убийцу самой.

– Мне даже держать тебя так противно, – выдохнула я. Почему с нами сидит Томас? В какой момент он вступил в сговор с этими чудовищами? Как он здесь оказался и почему помог мне, вернее, старался помочь, и не его вина, что не вышло. – Но я не отпущу тебя, потому что, пока я держу, ты не дергаешься. Где тело Летисии?

– За домом, в снегу. Мы его вынесли, пока снег еще мел.

– Зачем?

– Чтобы в оборотня поверили.

– Поэтому ты наплела мне про истинную, – припомнила я.

Я спрашивала Филиппа об этом же постоянно, но он щадил меня, уходил от ответов. Жалел? Не верил, что я докопаюсь до правды? Считал, что я напугана и мечусь как зверек в поисках выхода, суматошная и не опасная.

«Он само зло, и она с ним заодно».

Ясные, она ведь тоже все знала! Джеральдина все знала, она была в ту ночь с Летисией, все слышала и поняла, и мой муж все знал, от нее, скорее всего. И он приказал Джеральдине находиться при мне до тех пор, пока мне не суждено было выпить снотворный отвар и погрузиться в блаженный умиротворяющий сон, а Джеральдина сейчас бы истратила те три выстрела.

Четыре выстрела. В пистолете четыре выстрела.

По одному на каждого, кто захочет меня убить.

Глава двадцать девятая

Я все испортила, я