пути, да не сообразила, а в последний момент опять впала в усталую ярость от того, что так и не может вспомнить имя собственного кота. И выдала банальность, которую придется еще и повторять.

— Белянка! — рявкнула она злобно, толкнула калитку и прошагала к крыльцу чуть ли не по линеечке утоптанной тропкой, снег вокруг которой был нетронут. — Где ты, морда наглая?

Морды-то у нее в текущем моменте и нет. Годная, кстати, иллюстрация к мемасикам про Шредингера: кошка есть, а наглой черно-белой морды нет. Интересно, а если бы я умела видеть, что происходит за углом, как в байках про кривой прицел, кошка выглядела бы иначе?

Тут Аля поняла, что просто боится представить себе тех, кто, быть может, стоит за углом, выжидая удобного момента — удобного для них и удобного для чего-то, Але никаких удобств не обещающего. Она крутнула головой, поспешно поднялась на крыльцо, как в детстве у дауани прыгала с досок пола, наделявшихся функциями огнедышащей лавы, на ковер, игравший роль несгораемого моста, и вскричала сорвавшимся на писк голосом:

— Кис-кис-кис, кушать, Белянка, кушать!

А вдруг придет, как является мгновенно на волшебное слово «кушать» кот Али? Не простит же, обнаружив, что кушать особо-то нечего. Свен точно бы не простил.

«Свен! — возликовала Аля. — Точно же, Свен!»

И тут дверь домика беззвучно распахнулась, и голубоглазый красавчик Лексеич, теперь уже одетый, причем плотно и многослойно, спросил:

— Девушка, вам только Белянка подойдет? Светлый шатен никак не устроит?

Аля застыла, глядя на него и за него. Правдоподобия ради надо было, наверное, ойкнуть или что-нибудь смущенно вякнуть и начать кокетничать, но это как раз получилось бы крайне неправдоподобно — Аля себя знала.

Красавчик Лексеич был красив и в одежде даже более брутален, чем полунагишом. Одежда не имела признаков форменной, но, несомненно, держалась спортивно-милитаристских традиций. Лексеич тоже их держался: даже в небрежной позе была видна выучка и натасканность, как крупная распялка видна сквозь висящий костюмчик.

— Кошка сбежала, простите, — сказала Аля, стараясь не отводить взгляда от голубых глаз, которые только казались нахальными и бесстыжими, а на самом деле были просто глазами убийцы. — И следы сюда ведут. Вот.

— О как! — с уважением крякнул Лексеич. — Мадемуазель следопыт? Хотя да, затроплено знатно.

Он рассматривал через Алино плечо двор, чуть кивая, будто и впрямь видел кошачьи следы на нетронутом снегу. Издевается, поняла Аля, заставляя себя не всматриваться ответно в полумрак за спиной Лексеича — все равно ничего там не было видно и все равно четырнадцатый домик был точной копией восьмого, изученного Алей до миллиметра. Даже если гендели приволокли с собой что-то подсказывающее их жертвам выход или хотя бы серьезно компрометирующее, вряд ли они оставили это в прихожей или на входе в гостиную. Но вдруг удастся проверить.

А пока надо повернуться и снисходительно глянуть в сторону калитки — типа да, это следы. Повернуться, даже если это не издевательство, а ловушка, чтобы долбануть мне по башке. Он же знает, кто я такая. Я жертва. Давно подготовленная и беззащитная перед ним. Сама пришла — тем проще. Если проснусь сейчас лбом в сиденье электрички, значит, угадала.

А вдруг не проснусь — и этим все и кончится? Для меня — насовсем?

Аля, сжав зубы, повернулась к нетронутому снегу и заморгала, разом расслабив спину и затылок, сведенные ожиданием удара. Снег был тронутым — слегка, но заметно. Кошачьими следами.

Да тут все тронутые, сказала бы, наверное, Алина. С одной стороны — ну да, это просто игра такая. А с другой — такая, потому что чего-то добивается. Всеми силами, серверными, пиксельными и кошачьими. Чего? Доживем — увидим. Котикам нельзя доверять, но в них нельзя не верить.

— Реально, что ли, в дом заскочил, — пробормотал Лексеич, и Аля поспешно обратилась к нему лицом. — Как зовут?

— Белянка, — сказала Аля, кажется, не дрогнув. — Это она.

— Вот она, а вот она, где-то там намотана, — сообщил Лексеич, задумчиво ее разглядывая. — Тебя как зовут, я спрашиваю.

А вот теперь надо уходить, поняла Аля. Если даже она гарантированно проснется в электричке, минуты или, не дай бог, часы в компании Лексеича представлялись лишними и пугающими куда сильнее самых жутких страхов, рожденных игрой или предельно расторможенным Алиным воображением.

Аля кивнула и, неловко улыбаясь, сделала шаг назад, потом еще шаг. Спиной к Лексеичу она не поворачивалась. Просто не могла.

Лексеич ласково улыбнулся и переступил с ноги на ногу. Аля мгновенно и исчерпывающе поняла: сбежать не успеет. Даже пары шагов не успеет сделать. Крикнуть разве что.

— Нашла? — крикнул Карим, заходя в калитку. — Здрасьте. Не к вам забежала?

— Потом сама придет, — сказала Аля, потихоньку смещаясь в его сторону. — Если найдете, выкиньте ее за калитку, пожалуйста, дальше она дорогу сама найдет. Обидчивая.

— Ой как удобно, — с удовольствием протянул Лексеич.

Он изучал Алю, Карима, расстояние между ними и улочку за забором, будто собираясь перед прыжком.

Карим, замерев на миг, поспешно проскрипел к Але и, взяв ее за руку, встал так, чтобы заслонить. Как будто он мог быть заслоном. Как будто кто-то вообще мог быть заслоном, способным выстоять под ударом Лексеича.

А вот я, например, поняла Аля. Хотя бы попробую. Хотя бы морду красивусенькую ему расцарапаю.

— Народ, вы где? — донеслось вроде издали, но зычно. — Аля, Карим, Данила, Дипыч!

Глотка у Марка была все-таки луженая. Воображение примерно такое же. Дипыч, надо же придумать такое.

Лексеич явно задумался, и тут донеслось уже из-за его спины:

— Об чем базар-вокзал?

Лексеич, помедлив, чуть посторонился, давая дорогу невысокому дядьке средних лет, то ли лысому, то ли бритому наголо. Одет он был примерно как Лексеич, хотя сидело все на нем не так ладно и боевито — видимо, из-за тугого животика. Лысый, покачавшись с носка на пятку, растер лицо и лысину, тряхнул головой и только потом огляделся.

— Пионеры макулатуру собирают? — спросил лысый сонно, хотя сонным не выглядел.

— Кари-им! — Голос Марка ощутимо приблизился. — Нашли, нет?

— Кошку ищем, — сказал Карим, чуть ослабляя хватку и расслабляясь сам. — Белая такая, хвост темный. Следы сюда привели и вроде прямо в дом.

— Не видел, — отрезал лысый, подумал и добавил: — И не слышал. Найдем — занесем. Вы из какого домика?

— А то вы… — начала Аля, но Карим, снова сжав ей пальцы, пробормотал:

— Tawışlama.

Это значило «не шуми».

Он громко сказал:

— Спасибо огромное! Восьмой домик, это вон туда по улице и за углом. Вы просто оставьте во дворе или внутрь закиньте, мы дверь не запираем.

Лексеич быстро посмотрел на лысого, а