Это было по-детски, это казалось иррациональным, но Волков потянулся за ручкой и торопливо, царапая кожу, вывел на предплечье «Арина». Чтобы не забыть еще раз. А потом, зажав сигарету в зубах, записал на листе бумаги весь их странный разговор, каждое сказанное им и ею слово. Больше он не доверял своей уникальной памяти – не в вопросах, касающихся девушки по имена Арина. Рядом он со всей тщательностью записал входящий номер. Номер был реальным, и с ним можно работать. Девушка Арина просила не перезванивать, и это могло означать только одно: телефон она взяла без спросу, и хозяин мобильника не должен об этом ничего знать. Плохо, потому что если кому-то для того, чтобы сделать телефонный звонок, приходится идти на воровство, а потом испуганно шептать в трубку и обрывать разговор на полуслове, то, значит, этот «кто-то» в беде. Чаще всего такое бывает с похищенными или с заложниками. А еще она знала номер его мобильного и попросила у него помощи, как у самого близкого. Сигарета догорела, Волков закурил новую и снова потянулся за телефоном.

Номер пробили быстро. Он принадлежал Терентьеву Георгию Олеговичу, тысяча девятьсот семьдесят четвертого года рождения, судимому и отсидевшему пять лет за изнасилование. Да, девушка Арина сильно рисковала, воспользовавшись телефоном такого типа.

Дальше было интереснее. Терентьев работал санитаром в частной психиатрической клинике с милым названием «Дубки», а девушка Арина просила забрать ее из дурдома, и это была не фигура речи, а беспощадная реальность. Ему звонила барышня, которая была сумасшедшей или которую пытались представить сумасшедшей. С этим все более или менее понятно. Непонятно другое: почему она считала Волкова причастным к своему нынешнему положению? А она считала, коль просила подписать какие-то документы! И кое-что он мог узнать прямо сейчас, например, прощупать Терентьева. Адрес его имеется, записан на бумажке сразу под номером телефона. Еще можно пробить по базе всех пропавших женщин с именем Арина. Имя не слишком распространенное. Вдруг ему повезет?

И ему повезло! Вот только удача пришла с другой стороны. Зазвонил мобильный, не тот, что для своих, а тот, что для широкой общественности. Незнакомый мужчина, если судить по голосу, уже немолодой, представился Николаем Семеновичем и, деликатно кашлянув, сказал, что он дико извиняется, но время аренды вот-вот закончится, дом уже почти год стоит пустой, а у него есть на примете прекрасные квартиранты, порядочные и чистоплотные, готовые платить наперед. Ничего не понимающий Волков на фразе «почти год» сделал стойку. Похоже, удача ему улыбнулась. Он очень хотел, чтобы улыбнулась. Бог знает, что подумал про него милейший Николай Семенович, когда Волков начал выяснять, что за дом и где тот находится. Наверное, решил, что собеседник повредился умом, но на все вопросы отвечал четко и деловито, а в конце спросил: «Так как насчет квартирантов?» Волков пообещал подумать и нажал на «отбой».

До дома, о существовании которого Волков не подозревал и который являлся его собственностью, добираться пришлось три часа. Электричкой вышло бы быстрее, но Волков не хотел оставаться без машины, после он планировал навестить санитара Терентьева.

Одичавший вишневый сад из своего сна он узнал сразу, как только заглушил мотор. Дом прятался за старыми деревьями, но Волков не сомневался, каким он будет. Небольшой, выкрашенный в белый цвет, с выложенной на фронтоне датой постройки. Где-то поблизости раздался гудок локомотива, и чувство дежавю усилилось. По заросшей садовой дорожке Волков не шел, а бежал, пусть и знал, что в доме его никто не ждет. Входная дверь была закрыта, и Волков достал из кармана ключ, который прихватил по пути, заехав к Николаю Семеновичу. Благолепного вида дяденька с жесткой щетиной усов и блестящей лысиной оказался посредником между Волковым и съехавшей девять месяцев назад в неизвестном направлении жилицей по имени Арина Рысенко. Помимо ключа, он предоставил Волкову ксерокопию паспорта и документы на аренду, а потом снова робко поинтересовался возможностью сдачи дома в аренду. Волков снова вежливо пообещал подумать.

Дом тоже был таким, как во сне, разве что пахло в нем не свежесваренным кофе и вишневым дымом, а пылью и запустением. Первым делом Волков прошел в кухню, изучил посеченный чем-то острым стол, поднял с пола высохший трупик какого-то цветка. Цветок тоже был знакомый, из сна. Под ногами похрустывали крупинки просыпанной и не до конца выметенной соли, виднелись следы чего-то черного, кажется, золы. Золой оказалась испачкана и изуродованная столешница, словно кто-то пытался рисовать на ней углем. Из пустого мусорного ведра Волков достал черепок пузатой глиняной чашки с остатками давно высохшего кофе и с черепком в руке прошел в гостиную. Здесь царил идеальный порядок. На журнальном столике соли не оказалось, но Волков знал – она там была, просто Николай Семенович, как умел, прибрался в доме, убрал соль и, возможно, написанное на нем послание. Или послание было только во сне?..

Волков прошелся по комнате, поднимая в воздух облачка пыли, распахнул шкаф, изучил лежащие в нем вещи. Джинсы, водолазки, пара футболок и несколько платьев – ничего выдающегося, но пустующие вешалки и полки наводили на мысль, что часть одежды кто-то из дома забрал. Вполне возможно, что и сама хозяйка. В рабочем столе тоже не нашлось ничего интересного – ни записной книжки, ни ноутбука, только стопка пахнущих типографской краской книг. Автором книг значилась та самая Арина Рысенко, черно-белую фотографию которой он уже видел на ксерокопии паспорта. Фотография была настолько невнятной и невыразительной, что если бы ему пришлось искать девушку по ней, он бы наверняка потерпел фиаско. Вопреки ожиданиям фотографии не оказалось и на обратной стороне обложки. Поиск в Интернете тоже ничего не дал. О писательнице Арине Рысенко сплетничали, ее книги обсуждали, но ни одного снимка так и не всплыло. Шифровалась девочка? Пряталась? От кого и почему? И что двигало им самим, когда он купил, отремонтировал этот дом, чтобы потом за смешные деньги через подставного Николая Семеновича сдавать незнакомой девушке? Или все-таки знакомой, но забытой? И как же так вышло, что всех своих женщин, даже тех, с кем он провел всего одну ночь, Волков помнил и в лицо, и по именам, а вот эту забыл? А как только забыл, барышня попала в беду. Или сначала барышня попала в беду, а потом он ее забыл? Или они оба попали в беду, а потом их дорожки разошлись? Ее увела в психиатрическую клинику с веселым названием «Дубки», а его собственная свернула к служебному ходу провинциальной больницы.

Здесь были возможны варианты. Например, барышня Арина дотащила его, раненого, истекающего кровью, до больницы, а потом отправилась по своим делам. В этом случае барышня должна оказаться крупной и матерой, потому как весил он немало. Но гардероб намекал на то, что хозяйка его была не слишком корпулентной, размера сорок четвертого, максимум сорок шестого. Такая взрослого мужика далеко не утащит. По крайней мере без посторонней помощи.

Имелся еще один вариант, но Волкову он не нравился. Барышня Арина могла всадить ему нож в сердце – для этого особой силой обладать не нужно, – а потом повредиться умом от содеянного. Могла, но почему он позволил? Если она не агент Моссада – а даже если и агент! – удар бы он отразил. А вот не отразил… И стала бы она просить у него помощи, если до этого пыталась убить? Оба варианта казались несуразными и нелогичными. Оба варианта намекали на присутствие в его недавнем прошлом третьей неизвестной величины.