семь на семь метров, без окон, с белыми как снег стенами и таким же белоснежным полом. Мне аж входить в нее стало неудобно в своих берцах, которыми я в Зоне грязь месил.

Но других вариантов не было, и я двинулся вперед, про себя отметив, что комната по размерам напоминает боксерский ринг – и не ошибся не только с размерами, но и с функционалом.

Как только я ступил на белоснежный пол, сзади что-то зашипело. Я оглянулся – и озадаченно хмыкнул. Ну прям не небоскреб, а здание-трансформер. Проема, через который я вошел сюда, больше не было, вместо него за моей спиной находилась еще одна сплошная белая стена.

А потом вновь раздалось тихое шипение. Углы комнаты одновременно повернулись вокруг своих невидимых осей, и теперь в каждом из них стояли люди, одетые в черные свободные комбинезоны. Головы замотаны в полосы ткани того же цвета, оставляющие открытыми только глаза. В руках – оружие. У одного серп с цепью и гирькой на конце цепи, у второго – нунчаки в обеих руках. Третий держал обратным хватом два тонких кинжала с изогнутой гардой, превращающей кинжал в трезубец. А у четвертого в руках был банальный прямой меч, такой же по форме, как у Савельева.

Намерения ниндзя были самими очевидными – они явно пришли сюда не для того, чтобы поприветствовать гостя вежливыми поклонами, напоить сакэ и уложить спать, подстелив под него аппетитную даму легкого поведения.

Потому я начал двигаться первым…

* * *

Сэнсэй[18] был, как всегда, спокоен, бесстрастен и безукоризненно вежлив.

– Доброе утро, учитель.

Поклон глубиной в пять сун[19].

– Доброе утро, нингё[20].

Ответный поклон то ли был, то ли не был. Впрочем, сэнсэю совершенно не обязательно кланяться четырнадцатилетней девушке, даже если он безукоризненно вежлив. Далеко не каждый из учителей Школы снисходит до ответного приветствия ученикам, которое еще надо заслужить. Тем более – ученикам низшего ранга, которых никто не называет по имени. Не заслужили пока что. Для них есть лишь насмешливо-презрительное прозвище – нингё. Кукла, которую можно избить до полусмерти и даже убить на тренировке. Кто будет горевать над сломанной куклой? Ясное дело, никто.

Кстати, тренировки в Школе клана Ямагути-гуми были изматывающими – и весьма болезненными. Отец тоже не жалел дочь, уча ее всему, что умел сам, но она и подумать не могла, что есть еще и другая сторона тренинга.

Преодоление.

Позавчера она рубила руками и ногами предметы. Отец научил ее, как разбивать кирпичи и бетонные блоки, ломать ударами конечностей бамбуковые палки. Но позавчера сэнсэй сказал, что человек, легко ломающий ребром ладони стопку черепицы, порой не в состоянии раздробить палец пленного при допросе. Потому позавчера она получила задание – сломать все кости лап мертвой гориллы, растянутой на цепях между полом и потолком наподобие боксерского мешка. Естественно, без помощи посторонних предметов. Руками и ногами.

Она справилась, хотя для этого ей потребовалось более двух часов. Кости обезьяны оказались очень толстыми и крепкими, но дело не в этом. Гораздо труднее было сломать себя. Бить, не думая, что именно ты ломаешь. И когда получилось не думать – получилось и выполнить задание. Об этом и говорил сэнсэй. Неважно, готово ли твое тело выполнить задание. Важно, готов ли твой разум и твое ками.

Вчера руки и ноги страшно болели после предыдущего задания. Сэнсэй утром осмотрел синяки и ссадины и сказал, что сегодня задание будет проще. И отвел ее в комнату, где на подстилке, красиво вышитой цветами сакуры, мило свернувшись калачиком, лежал щенок, мирно и забавно посапывая во сне. Сэнсэй дал задание, и ушел, прикрыв за собой дверь.

А она осталась.

Со щенком.

И с заданием…

Которое выполнила полностью. Правда, потом ее вырвало, но это уже не имело значения. В задание не входило сохранить в желудке мозг щенка.

Потом сэнсэй зашел в комнату, посмотрел на стены, измазанные кровью, на Юки, вытирающую руки расшитой подстилкой, одобрительно кивнул и сказал:

– Очень хорошо. Теперь прими душ и пойдем.

Дальше была обычная тренировка – связки расщепленного бамбука разной толщины, которые нужно было разрубать мечом, метание гвоздей и заточенных металлических «звездочек», избиение манекенов, в том числе выточенных из дерева, изматывающие спарринги с кем-то, затянутым с ног до головы в черный комбинезон с отверстиями для глаз…

Но это было отлично! Когда тело измучено, проще забывать вкус свежей щенячьей крови и ощущение омерзительно-осклизлого кусочка плоти, проскальзывающего в желудок.

– Доброе утро, кохай[21].

Бесстрастный голос сэнсэя уже пугал не на шутку. Что он придумает сегодня? Но вместе со страхом сейчас Юки испытывала невиданное ранее чувство удовлетворения. Она смогла! Было жутко, омерзительно, просто ужасно, когда твои руки и ноги врезаются позавчера в мертвую, а вчера в живую плоть. Но разве могут сравниться простые, естественные человеческие эмоции с ощущением, что она смогла сделать то, о чем не могла и подумать без содрогания два дня назад? Похоже, преодоление – это тоже своего рода наркотик, от которого, попробовав раз, уже невозможно отказаться… И – чего уж скрывать – то, что ее назвали не куклой, а младшей ученицей, было очень приятно.

Комната была светлой и чистой, нормальное явление для Японии, где просто помешаны на стерильности. Он сидел в углу и затравленно смотрел на вошедших. Давно не мытые, длинные, слипшиеся волосы, недельная щетина на лице, черные полоски грязи под ногтями. Одет в какой-то давно не стиранный хлам из секонд-хенда, и запах от него шел довольно неприятный, Юки даже невольно сморщила нос. Бродяга, которого подобрали где-то в неблагополучном квартале и зачем-то притащили сюда.

Но зачем?

Юки начала о чем-то догадываться, но сэнсэй подправил ее догадку конкретикой.

– Мне нужно его сердце.

– Нет, – мотнула головой Юки.

– Хорошо, – кивнул сэнсэй. – Тогда через час, а может, через пару дней он добудет твое и уйдет к себе домой со ста тысячами иен в кармане. Думаю, ты уже поняла, как выглядит пропуск на выход отсюда.

И покинул комнату, плотно прикрыв за собой металлическую дверь…

Он бросился тут же, как только щелкнул дверной замок. Наверно, ему казалось, что это просто – навалиться массой на хрупкую девочку-подростка, смять, повалить на пол, оглушить и убить. Может, даже и не сразу…

Однако Юки ничуть не испугалась перекошенной рожи, слюней на щетине, растопыренных пальцев, похожих на грязные крючья. Размозжить об пол голову беззащитного щенка и пальцами выколупывать теплый, трепещущий мозг из разбитого черепа – вот это действительно страшно… Здесь же – ерунда. Убивать человека всегда проще, чем добрую, беззащитную зверюшку, которая, проснувшись, заглянула ей в глаза, тявкнула и лизнула руку…

За долю секунды до того, как лапы бродяги коснулись ее тела, он