образ – «ослепительный блеск неподвижного жёлтого пруда и его жёлтых глинистых берегов». Можно, пожалуй, слово «блеск» заменить синонимом, который ухудшит звучание фразы, но всё же допустим: например, «сверканье», «сиянье». То же относится к слову «жар»: возможна подстановка «жара», «зной». Выбор того, а не другого слова продиктован оттенками смысла и стиля. Так, «жар» звучит более торжественно, чем «жара», слово бытового обихода. Кроме того, сочетание «полдневный жар» (а не, скажем, «полуденная жара») могло возникнуть в памяти Бунина по ассоциации с началом стихотворения Лермонтова «Сон» (1841) – «В полдневный жар, в долине Дагестана…»: не исключено, что это скрытая цитата, скорее всего, ироническая. Наконец, выбор слова объясняется и звуковой организацией текста, звукописью, пронизывающей его: жар – жёлтого – жёлтых (ж), отдых – охвостье – брюхо – хохот (х), сорвала с себя серую (с), Нил – Нубию (н). Миниатюра Бунина – это, разумеется, проза, хотя, вообще говоря, его «Краткие рассказы» близки к жанру «стихотворений в прозе», который в русской литературе восходит к И. С. Тургеневу. Но «стихотворения в прозе» всё же не стихи, а проза. Это мы поймём особенно хорошо, сопоставив роль слова в обоих «Полднях».

Сонет «Полдень», посвящённый похожей теме и совсем иной ситуации, принципиально отличается другим отношением и к образности вообще, и к слову, строящему эту образность.

Первая строфа сталкивает самое близкое с самым далёким, самое конкретное и малое с самым общим и большим: графин вина на столе в кают-компании – и небо, бескрайность моря, пылающий воздух. Конкретное становится ещё более конкретным благодаря выбору слова: не графин, а хрусталь, не красное вино, а рубин, не стол, а скатерть. Ощущение знойного воздуха над гладью моря дано странной метафорой, объединяющей несоединимое: зной – блеск – сон, да ещё слову «сон» придан эпитет «горячий». Столь же странна и другая метафора: «остров тонет в небосклоне», – здесь небо отождествляется с морем, пространство приобретает физическую ощутимость.

Во второй строфе возникает неожиданный образ снега: снег – метафора пены, которую взбивает корабельный винт. Но эта метафора осложнена другой, ещё более неожиданной, – метафорическим причастием «кипящий». Итак, пена – это кипящий снег. Дальше образ пены-снега развивается: нос судна «в снегу взрезает синий купорос» – поразительно по зрительной точности, но и, разумеется, совершенно алогично.

Удивительным свойством слов, которые составляют это стихотворение, является их в ы д е л е н н о с т ь. В начальных строках выделен повторяющийся глагол «горит» и другой, параллельный ему, – «дрожит». Но повторение глаголов ведёт к тому, что выделяются не только эти сказуемые, но и соответствующие им существительные-подлежащие: «Горит хрусталь, горит рубин в вине, / Звездой дрожит…» «Хрусталь», «рубин» и, наконец, «звездой» – всё это резко подчёркнуто всем строем стиха. Слова «зной и блеск» сами по себе, именно как слова, сливаются вроде бы в одно слово – это, в частности, связано с тем, что в большинстве строк стихотворения имеется цезура на второй стопе (после четвёртого слога): «Горит хрусталь…», «Звездой дрожит…», «На баке бриз…», «Сухих небес…», «Глядит на снег…», «И влажный шум…». Слияние слов «зной и блеск» оказывается з в у к о в ы м  о б р а з о м того смысла, который они выражают, – «…зной и блеск слились в горячем сне». Слились зной и блеск, но слились и слова, обозначающие эти понятия.

Интересна начальная строка третьей строфы: здесь говорится о том, что однообразный шум моря усыпляет человека, сидящего на носу судна и глядящего вниз, на волны. Как это выражено? Строкой: «И влажный шум над этой влажной бездной…», где само повторение эпитета является о б р аз о м монотонности, навевающей сон. И следующая фраза с этой точки зрения удивительна: она передаёт идею неуклонной медленности движения, и медленность выражена самим построением фразы, охватывающей две с половиной строки:

                 …И острый ржавый нос,

Не торопясь, своей броней железной

В снегу взрезает синий купорос.

Как нетороплива эта фраза! Она замедлена всеми возможными средствами: и эпитетами «острый ржавый», и вставным деепричастием «не торопясь», и уточнением «своей бронёй железной», повторяющим уже сказанное эпитетами, и метафорами «в снегу», «купорос»… Итак, здесь мы сталкиваемся с тем, что с и н т а к с и с  с т а л  о б р а з о м  м е д л е н н о с т и, о которой идёт речь в этой фразе.

Ряд других слов выделен поэтом всевозможными способами: на баке бриз – повторением начального б; в белом балахоне – звуковым подобием начальных слогов: бел-бал; влажный – повторением целого слова; купорос – повторением слова и к тому же его техничностью, как и другого слова – киноварь. В конце стихотворения цветовой контраст синего (купорос) и красного (киноварь) создаёт особую эмоциональную атмосферу, которой и определяется содержание вещи.

Бунин – поэт действительности, он, ликуя, видит неповторимые, единственно точные подробности материального бытия; он с предельной зрительной ясностью фиксирует детали. Можно ли точнее, лучше, зримее сказать, чем у него в заключительных строках: «Сквозь купорос, сквозь радугу от пыли, / Струясь, краснеет киноварь на киле»!

Крупный план – этот уже использованный нами выше термин из области кино, взятый в переносном смысле, поможет охарактеризовать особенности стиховой речи. В поэзии звучащее слово даётся крупным планом. В рассмотренном стихотворении почти каждое слово выделено, тем или иным способом подчёркнуто, превращено в образ. Впрочем, не только слово – в стихах все языковые средства воплощают, изображают то, что в нехудожественной прозе они просто обозначают, а в прозе художественной – выражают.

Изобразительно ли слово?

Есть, конечно, в языке немало слов, которые и по происхождению изобразительны[11]. Прежде всего это слова звукоподражательные. Например: шушукать, балаболка, колокол, барабан, бабахнуть, бухнуть, громыхать. Но изобразительно ли такое слово, как лепет? Возможно. Ощутить это в отдельно взятом слове трудно. Поэзия восстанавливает исконную изобразительность слова, присущую ему от века, или сообщает ему новую звуковую образность, рождающуюся в контексте.

Вешний трепет, и лепет, и шелест,

Непробудные, дикие сны,

И твоя одичалая прелесть –

Как гитара, как бубен весны!

А. Блок. «Кармен», 7, 1914

Слово лепет становится образным оттого, что рядом с ним похожие на него трепет и шелест и что образуется цепочка гласных е:

Вешний трепет, и лепет, и шелест…

А в другом, пятом