– Нет пока.

– Это ошибка, и ее нужно исправить. Не дай этой весне уйти, она не вернется.

– Весна, – странным голосом откликнулась мать, – танцует с ветрами…

Каштан рядом с добротным двухэтажным домом внезапно вспомнил о другом дереве и другом окне. И о просьбе не умирать. О любви Мелхен не просила, а Ли ничего ей не обещал, но пока обходился без женщин, хотя в Западной Придде готовых к приключениям красоток хватало. В благополучных провинциях всегда много скучающих женщин, возможно, потому, что мужчины, с которыми не заскучаешь, уходят туда, где вода течет, а не зацветает.

– Лилиан живет здесь, – сообщил мужественно вытерпевший строевую рысь отец Кассиан. – Ее муж богат, пожалуй, богаче всех в приходе. Он прежде был негоциантом…

– Надеюсь, не контрабандистом. – Вальдес с явным интересом оглядел забор, дерево и крышу, но сдержался и повернул коня к воротам. – Отправьте кого-нибудь объехать заставы: вдруг именно сейчас наш ушастик захочет капустки.

– Господин Вальдес, – торопливо забормотал под удаляющийся топот клирик, – я считаю господина Гуго суровым негодяем, но он никогда не преступал закон.

– Тем лучше, – Ротгер поглубже нахлобучил шляпу. – Врываться к контрабандисту, пусть и бывшему, мне было бы не в радость, среди них много очень милых людей. Надеюсь, вы будете вести себя прилично, в том смысле, что не станете меня увещевать?

– Я бы вообще предпочел… Не участвовать… Не видеть.

– Ну уж нет, кто доил, того и сливки! Так, по крайней мере, считают в Бергмарк.

– Я знаю эту пословицу, но она подразумевает другое!

– А я подразумеваю, что вы будете маячить за моей спиной молча. – Ротгер тронул поводья, и жеребец залихватски саданул копытом в окованные медью створки. Отозвались сразу же.

– Мне нужны хозяева, – Вальдес оттер конем дюжего привратника и преспокойно въехал во двор. Бывший не контрабандист держал не только стража, но и пару цепных псов, но на Ротгера собаки если и наскакивали, то желая облизать. Эти, впрочем, сидели на цепи.

– Господин… – привратнику явно не хватало слов. – Господин Гуго… не велели… пускать… этих… которые…

– Парни, – Вальдес потихоньку начинал веселиться, – выясните, не собирается ли «этот который» драться. Если собрался, удовлетворите. Святой отец и шестеро со мной. Нет, восьмеро! Как-никак, логово сурового негодяя, я боюсь.

Суровый негодяй ждать себя не заставил и вышел на крыльцо сам. Выглядел он сообразно, с такой внешностью запросто сойдешь за отставного судью, но Лионелю отчего-то вспомнился покойный Арамона, вернее, его манера подбочениваться и громогласное «ха!». Ничего подобного Гуго, разумеется, не делал, не был он, скорее всего, и бесноватым, но что-то в рубленой физиономии заставляло думать, что клирик не ошибается.

– Господин Проэмперадор, не угодно ли вам пройти в дом, – «судья» был само спокойствие. – Ваша свита может подождать во флигеле.

Войти Вальдесу было угодно, расстаться со свитой – нет. Швырнув шляпой и плащом в выскочившую из какого-то чулана служанку, адмирал, обогнав хозяина, но не Мишеля с Ли, взлетел на второй этаж.

– Предъявите вашу жену, – заявил он с порога забитой тяжелой мебелью гостиной. – Ходят слухи, что вы ее то ли съели, то ли доедаете.

– Ложь, – припечатал «судья». – И я даже знаю чья.

– Ложь меня не интересует, – осклабился Ротгер, – в отличие от поедания вдов и сирот. Это я, как Проэмперадор, должен пресекать.

– Ложь, с вашего разрешения, я пресеку сам.

– Ваше дело.

– Благодарю вас. Извольте немного подождать.

– В вашем обществе. У вас громкий голос, супруга вас услышит.

– Как вам будет угодно, – Гуго распахнул дальнюю дверь и заорал вглубь дома: – Лилиан, выйдите, у нас важные гости. Господин Проэмперадор, вы торопитесь или я могу предложить вам вина?

– Это может сделать ваша супруга.

– Лилиан сделала бы это с огромной радостью, но ей нездоровится. Ничего зловещего в этом нет, напротив. Что мне будет за сведение счетов с доносчиком и лжецом?

– Я не силен в богословии.

– Я тоже, и не стремлюсь, но свое доброе имя защитить намерен.

– А, вот вы о чем… Защищайте, сколько угодно.

– Благодарю вас. Разрешите представить вам мою супругу. Лилиан, господин Проэмперадор желает удостовериться, что мы счастливы, что бы про нас ни болтали.

– Да, господин Проэмперадор, – бледненькая молодая женщина сделала красивый реверанс, – мы очень счастливы.

– Вы в этом уверены?

– О да, – она улыбнулась, показав ровные белые зубки, десны были бледноваты, – Гуго… Мой муж – человек резкий и не любит бесцельного времяпрепровождения, но он очень… очень добр и ко мне, и к моей дочери.

– С Лилиан быть злым просто нельзя, – вмешался муж, – но ей в самом деле нездоровится. Разрешите ей вернуться к себе, а я и мой погреб в полном вашем распоряжении.

– Я с удовольствием выпью за здоровье Лилиан, – в глазах Ротгера мелькнула синяя искра. – Мне нравится смотреть в глаза счастливым женщинам. Сударыня, неужели вы меня не поцелуете перед уходом? Святой отец выйдет…

– Сударь, я, право… Гуго…

– Лилиан, – засмеялся муж, – подойди и поцелуй.

Женщина торопливо поправила шейную косынку и то ли случайно, то ли нет столкнулась глазами с клириком, тот повернулся и почти выбежал. Гуго поморщился и спросил, какие вина предпочитает Проэмперадор.

– Кровь, – бросил Вальдес, – само собой, я предпочитаю кровь, причем дурную. Сударыня, так что же?

Она больше не спорила, и глаз тоже не поднимала. Родовитые дамы, если б их казнили публично, так поднимались бы на эшафот.

– Это не больно, – заверил альмиранте, – вы вытерпели гораздо больше.

Шейный платочек шарахнулся в сторону серебристой бабочкой, женщина рванулась, но вырваться от Вальдеса? На всякий случай Ли шагнул к мужу, тот был спокоен и продолжал улыбаться. Неприятно, но от скверной улыбки до белых глаз, как от доноса до погромов.

– Лилиан, – мурлыкнул Вальдес, – откуда у вас столько синяков?

– Ударилась.

– Вы примеряли хомут? И кандалы на запястья?

– У меня… слабые жилы.

– Тем более их стоит беречь. Где ваша дочь?

– В детской…

– Приведите ее. Или нет, я не хочу расставаться со счастьем, пусть и чужим.

– Господин Проэмперадор, – Гуго больше не улыбался. – Должен…

– Стоять. – Ротгер не кричал, а скорей по-кошачьи шипел, но дернувшийся было Гуго остался на месте. – Лилиан, где ваша дочь?

– Она… здесь.