– Так казалось многим и мне.

– Свекровь ловит свою юность, а думает, что будущее Талига; Урфрида хочет другого, причем для себя. Мать с дочерью то вместе, то поврозь… Им кажется, что они разные, а они одинаковы, я боюсь их веры в преданность соберано Олларам.

– Ради Фердинанда Рокэ пошел больше, чем на смерть, – Арлетта поймала и удержала взгляд собеседницы, – но это не значит, что он сделает это вновь.

– Но не значит и обратного. Такое можно лишь проверить. Если бы я играла, я поставила бы на верность регента Талигу, но свекровь поставит на короля.

– Ты понимаешь, чего они вообще хотят?

– Я не понимаю, что они могут и почему соберано уехал, ничего не изменив. Прошлый раз его тоже не понимали, а он положил саблю на эшафот Фердинанда. Это была алатская сабля, такая же хранится в Алвасете.

Сабля Балинта и удар Балинта… Понял ли мэтр Инголс, что Росио продиктовал ему свое завещание, а это было именно завещание, пусть и скрытое?

– Леона, когда вы все гостили у нас, ты спокойно звала соберано по имени. Что изменилось?

– Так проще говорить о страшном, попробуйте, когда станете бояться. Имя – взгляд в глаза, титул – запись в расходной книге, а она равнодушна. Можно пойти дальше и не называть вообще никак, просто говорить «ушел», «велел», «умер»… Я только начинаю бояться, я говорю «соберано».

– Хорошо, я попробую.

Долгое отсутствие, долгое возвращение… Те четверо, что ныне объявлены демонами, тоже собирались вернуться, но вот оставил ли хоть кто-то из них распоряжения на случай гибели?

– А давай мы тоже? – Вальдес по своему обыкновению не потрудился объяснить, о чем речь, и был прав, потому что Лионель понял: адмиралу охота поискать Шарли.

– Давай, он мог забрать к северу.

Или к югу, или к западу, а то и вовсе застрять перед какой-нибудь наглотавшейся талой оттепельной воды речонкой, все равно ждали теперь уже не его; вернее, не только его. «Вороных» в затеваемой мистерии отлично заменяли витязи Коломана, так что всё теперь зависело от свободного дукса. Подоспеет Шарли прежде, чем объявится Салиган, – отлично. Нет – перед разведчиками Заля махнут медвежьими плащами алаты.

– Я так и думал, – обрадовался Ротгер. – Так мы на север?

– На север, – подтвердил Ли и потянулся за курткой. Адмирала следовало промять, слишком уж он напоминал Грато, проторчавшего неделю в деннике над полной кормушкой. Еще немного – разобьет дверь и пойдет куролесить.

Уехать, однако, не удалось: набравшийся адъютантского шика Мишель доложил, что к господину адмиралу рвется какой-то клирик. Зачем, не говорит, но настаивает просто ужас как.

– Ну во-от, – протянул Вальдес, – впрочем, аспиды так мило доносят… Пустите.

Дверь кэналлиец Савиньяк распахнул лично.

– Входите, святой отец. Только недолго.

– Да-да… – Еще не старый худощавый священник, придержав свой балахон, торопливо шагнул через порог. Он наверняка держал в уме хотя бы первую фразу, но при виде Вальдеса смог лишь всплеснуть руками и замереть.

Успевший устроиться на столе Ротгер величественно кивнул.

– Вот я, – представился он. – Мне нравится сидеть на столах и подоконниках, а Проэмперадор обладает королевскими полномочиями, так что я сижу совершенно законно. Кого желаете прикончить? И за что?

– Простите, – замялся клирик, – я… Я до конца не уверен, хотя… Понимаете, у меня только… предположения…

– Хорошо, давайте!

– Что?

– Предположения давайте. Взяток я не беру.

– Мне трудно говорить…

– Вообще или когда я на столе?

Святой отец растерялся окончательно; он до такой степени не походил на аконского епископа, что Ли почувствовал к гостю симпатию, пока еще легкую. Вальдес, кажется, тоже.

– Не важно, – заявил он, спрыгивая на пол и разворачивая кресло. – Садитесь. Когда сидишь, трудно упасть, так о чем, бишь, мы беседовали?

– Господин Вальдес, – клирик был то ли умен, то ли слишком потрясен, но без «сына» и «брата» он обошелся, – я… я ни в чем не уверен, но если я прав, то… то надо что-то делать!

– Ну, стало быть, сделаем. – Бешеный проверил пистолет и принялся осматривать кинжалы. – Заодно и прогуляемся, так и так собирались. Если вы стесняетесь, я расспрошу про вас какую-нибудь сплетницу, только представьтесь.

– Не надо!

– Ага, о вас таки говорят!

Об этом в самом деле говорили. Краснея и путая слова, гость, носивший незамысловатое имя Кассиан, объяснил, что его беспокоит судьба прихожанки, молоденькой небогатой вдовы, вышедшей замуж за состоятельного вдовца и почти сразу же переставшей посещать храм.

– Она не могла отвернуться от Создателя, – убеждал ходатай, – и не могла отрешить от Него свою дочь, а ее супруг… Про него говорят очень… про него и его покойную жену…

– Предыдущую? – деловито уточнил альмиранте. – Вы не пробовали навестить вашу вдову?

– Лилиан больше не вдова… Да, я приходил трижды. Первый раз меня провели в гостиную, она вышла и под взглядом мужа сказала, что счастлива, но очень занята по дому и просит ее не тревожить. Девочку я не видел. Второй раз я говорил лишь с супругом, третий – со слугой, и меня не пустили дальше ворот.

– Четвертый раз вы говорите со мной, в этом есть что-то сказочное… Мы идем или едем?

– Супруги живут через улицу от храма, но, понимаете… Я в некотором смысле… Меня подвез прихожанин, у него в городе были дела и…

– Верхом ездите?

– С трудом.

– Труд есть благо, так, по крайней мере, меня убеждали мои бергерские родичи. Не могу сказать, что убедили, но вас эта мысль утешит.

Утешенный или нет, на лошадь отец Кассиан залез самостоятельно. Ни объяснять, ни объясняться он не пытался, но Савиньяк как-то понял, что неведомая Лилиан клирику дорога, и отнюдь не как прихожанка.

Арно выжал себя досуха, толку-то! Его россказни могли пригодиться разве что какому-нибудь морскому Баваару, который бы раздумывал, брать Берто в рейд или лучше не надо. Что девушкам говорят про женихов, виконт более или менее представлял, но Гизелле было мало, что ее выдают за родовитого красавца и хорошего бойца.

– Вообще, – обнадежил напоследок виконт, – если тебе очень не захочется, Альберто настаивать не станет. Марикьяре – те же кэналлийцы, а там женщин не принуждают, у них даже обычай такой есть. Если девушка не хочет замуж, а ее пытаются принудить, она может сбежать и жить в приюте соберано, сколько захочет. Туда за ней никто не сунется. Франциск свои аббатства, по-моему, там и подглядел.

– Может быть… – Гизеллу приюты не занимали. – По-твоему, Салина возьмут браслет назад?