– Пустяки.

– Sul serio?[81]– просиял Эгидио. – Только не говорите, что пошутили. Вы дали мне надежду Не отнимайте ее.

– Ждите меня здесь. На закате я принесу деньги.

В указанное время Эцио вернулся на виллу. Удивлению Эгидио не было границ. Ассасин поставил возле ног сенатора две тяжелые кожаные сумки.

– Вы вернулись! Вы пообещали и вернулись!

– А вы меня дождались.

– Что мне еще оставалось? У меня безнадежное положение. Но я до сих пор не могу поверить, что вы… выполнили обещание.

– Это не подарок. У меня есть свои условия.

– Я так и думал.

– Слушайте меня внимательно. Если вы уцелеете, а надеюсь, что так оно и будет, мне нужно, чтобы вы следили за политической жизнью города. Все ваши сведения вы будете сообщать… – Эцио не сразу заставил себя произнести имя сестры, – госпоже Клаудии из борделя под названием «Цветущая роза». Вам знакомо это заведение? – спросил Эцио, внутренне усмехаясь.

Эгидио кашлянул:

– Я… у меня есть друг, который там частенько бывает.

– Вот и прекрасно.

– Что вы сделаете с полученными сведениями? Заставите Борджиа покинуть Рим?

– Сначала добудьте что-нибудь стоящее, – улыбнулся Эцио.

Сенатор смотрел на сумки с деньгами.

– До чего же мне не хочется отдавать им эти деньги. – Он ненадолго погрузился в молчание. – Брат меня прикрывал, поскольку мы родня. Я ненавижу этот pezzo di merda[82], однако брат есть брат.

– Но он работает на Чезаре.

Эгидио взял себя в руки:

– Хорошо. Пока вы отсутствовали, мне сообщили о месте встречи. Как раз вовремя! Им не терпится получить денежки, так что встреча состоится этим вечером. Я весь истерзался, когда говорил их посланцу, что деньги уже готовы и в назначенное время будут у них. – Он снова ненадолго замолчал. – Нам скоро выходить. Что вы станете делать? Пойдете следом за мной?

– Было бы неразумно отпускать вас одного с такой суммой.

– Хорошо, – кивнул Эгидио. – Теперь самое время пропустить по бокальчику вина перед уходом. Вы составите мне компанию?

– Нет.

– Что ж, а мне выпить точно не помешает.

Сенатор повел Эцио по новому лабиринту улочек, идущих в сторону Тибра. Часть из них ассасин знал: памятники, площади и фонтаны, а также здания. Стремясь себя возвеличить, семейство Борджиа не скупилось на palazzi[83], театры и галереи. Наконец Эгидио остановился на площади, по обеим сторонам которой стояли богатые частные дома. С третьей стороны к ним примыкали дорогие торговые заведения. С четвертой находился маленький ухоженный сад, спускавшийся к реке. Это и было место, указанное сенатору. Он выбрал каменную скамью и сел, оглядываясь по сторонам. Троке умел владеть собой и внешне выглядел почти спокойным. Эцио понравилось самообладание сенатора. В дальнейшем это могло пригодиться. Любые признаки волнения и неуверенности могли бы насторожить подручных казначея.

Эцио спрятался за кедром и стал ждать. Ожидание не было долгим. Прошло всего несколько минут, и к Эгидио подошел высокий человек в мундире. Эцио удивили знаки отличия. На одном плече был вышит красный бык на золотом поле, а на другом – широкие горизонтальные полосы черного и золотистого цветов. Такой мундир Эцио видел впервые.

– Добрый вечер, Эгидио, – поздоровался человек в странном мундире. – Вижу вы готовы умереть, как подобает благородному синьору.

– Не очень-то вы любезны со мной, капитан, – ответил Эгидио. – Хотя я принес деньги, как и обещал.

– Серьезно? – удивленно воскликнул человек в мундире. – Что ж, это в корне меняет дело. Банкир будет весьма доволен. Полагаю, вы явились сюда один?

– А вы кого-то видите рядом со мной?

– Идемте, furbacchione[84].

Сенатор и тот, кого он называл капитаном, двинулись в восточном направлении и пересекли Тибр. Эцио следовал за ними, стараясь держаться так, чтобы слышать их разговор.

– Скажите, капитан, есть какие-нибудь вести о моем брате? – спросил Эгидио.

– Могу лишь сказать, что герцог Чезаре очень настроен побеседовать с ним. Причем сразу же, как только вернется из Романьи.

– Надеюсь, эта… беседа не грозит брату неприятностями.

– Если ему нечего скрывать, тогда и бояться нечего.

Дальше Эгидио и капитан шли молча. Возле церкви Санта-Мария сопра Минерва они повернули на север и пошли в сторону Пантеона.

– Что будет с моими деньгами? – вдруг спросил Эгидио.

Эцио догадался: вопрос задан намеренно, чтобы получить сведения. Молодец, сенатор!

– С вашими деньгами? – насмешливо переспросил его спутник. – Надеюсь, проценты тоже здесь.

– Разумеется.

– В ваших же интересах, чтобы они там были.

– Это почему?

– Банкиру нравится проявлять щедрость к своим друзьям. Он заботится о них. Он может себе это позволить.

– Говорите, заботится?

– Я склонен так думать.

– Какая щедрость с его стороны! – В словах сенатора было столько сарказма, что даже капитан это понял.

– Что вы сказали? – угрожающе спросил он, замедляя шаг.

– Так… ничего.

– Идемте, мы почти пришли.

В сумраке тесной площади высилась громада Пантеона. Зданию было полторы тысячи лет, но его портик, поддерживаемый коринфскими колоннами, и сейчас восхищал глаз строгостью пропорций. Пантеон строился как святилище всех богов Древнего Рима, но впоследствии был превращен в христианский храм. Невдалеке от входа в Пантеон стояли трое. Двое были в таких же мундирах, как у капитана, а третий – в гражданской одежде. Высокий, исхудавший человек с изможденным лицом. Дорогая одежда висела на нем как на вешалке.

– Луиджи! Луиджи Торчелли! – громко произнес Эгидио, опять стараясь для Эцио. – Приятно снова вас видеть. По-прежнему верно служите Банкиру? Я думал, вас повысили, – свой кабинет, все дела…

– Заткнитесь! – бросил ему помощник Банкира.

– Он принес деньги, – сообщил капитан.

У Торчелли заблестели глаза.

– Прекрасно, прекрасно. Это обрадует моего господина. Сегодня у него особое торжество, так что я передам ваши деньги ему лично, в его же дворце. Надо торопиться. Время – тоже деньги. Давайте ваш груз.