– Ну что, дорогая? Тебе нравится этот прелестный вечер? – Скрюченными пальцами Банкир неуклюже раздевал куртизанку.

– Да, ваше преосвященство. Я в восторге. Здесь так много интересного. Глаза разбегаются.

– Рад слышать. Ты же знаешь, денег я не жалел.

Губы Хуана слюнявили шею куртизанки. Он закусил и начал сосать кожу на ее шее, опуская ее руку ниже.

– Я вижу. – Глаза куртизанки встретились с глазами Эцио, замершего неподалеку. Девушка едва заметно мигнула, показывая, что еще не время.

– Да, дорогая. Власть прекрасна тем, что тебе становятся доступными многие удовольствия. И если я вижу яблоко, растущее на дереве, я его просто срываю, и никто не смеет мне помешать.

– Наверное, это еще зависит и от того, на чьем дереве растет яблоко, – глуповато хихикая, подыгрывала ему куртизанка.

Банкир тоже засмеялся:

– Вижу, ты не поняла. Все деревья – мои.

– Но только не мое дерево, – решилась возразить она.

Хуан чуть отстранился, а когда заговорил снова, тон его голоса сделался ледяным.

– Ошибаешься, tesora[90]. Я видел, как ты украла кошелек у моего слуги. В качестве искупления своей вины ты позволишь мне делать с собой все, что я захочу. Бесплатно. И в течение всей ночи.

– Бесплатно? – переспросила она.

Эцио надеялся, что куртизанка не станет искушать судьбу. Он оглядел зал. По периметру через каждые пять метров стояли караульные. Вблизи Банкира и куртизанки караульных не было. Среди родных стен Хуан чувствовал себя уверенно. Возможно, даже слишком уверенно.

– Так я сказал, – с оттенком угрозы ответил он. Затем, по-видимому, ему в голову пришла новая мысль. – Может, у тебя есть сестра?

– Нет, но у меня есть дочка.

Банкир призадумался.

– Триста дукатов. Идет?

– Семьсот.

– Надо же, какая ты алчная, но… ладно. С тобой приятно иметь дело.

Празднество продолжалось. Эцио вслушивался в голоса, раздававшиеся со всех сторон.

– Я хочу еще!

– Нет! Нет! Ты делаешь мне больно!

– Нет, так нельзя! Я этого не позволю!

Слова сопровождались вздохами и стонами наслаждения и боли. Боль была настоящей, а наслаждение – наигранным.

Хуана, как назло, охватила неистовая страсть. Не сумев справиться с застежками, он попросту разорвал на куртизанке платье. Девушка по-прежнему глазами умоляла Эцио не вмешиваться. «Я справлюсь», – как бы говорила она.

Эцио вновь оглядел зал. Женщины из числа приглашенных соблазняли слуг и караульных, призывая и их присоединиться к оргии. В руках нескольких гостей он заметил деревянные и костяные фаллосы и маленькие черные плетки.

Уже скоро…

– Давай же, дорогая. – С этими словами Хуан повалил куртизанку на кушетку. Затем залез на девушку, придавив собой, и грубо вошел в нее. Его руки сомкнулись вокруг ее шеи, и он принялся душить куртизанку. Она закашлялась, пытаясь сопротивляться, потом потеряла сознание.

– О да! Так хорошо, – прошептал Банкир, на шее которого вздулись все жилы. Его пальцы еще сильнее сдавили шею несчастной девушки. – Это усилит твое наслаждение. Мое уже усиливает.

Через минуту он кончил и, тяжело дыша, повалился на куртизанку. Их тела были липкими от пота.

Девушка не умерла. Эцио заметил, что она все еще дышит.

Потом Борджиа встал. Куртизанка к тому времени наполовину сползла с кушетки. Щелкнув пальцами, он подозвал двух слуг, находившихся поблизости.

– Избавьтесь от нее.

Банкир двинулся к главной оргии, а Эцио со слугами глядели ему вслед. Дав ему отойти подальше, слуги осторожно уложили куртизанку на кушетку, прикрыли меховой накидкой и поставили рядом графин с водой. Один из слуг заметил Эцио – ассасин поднес палец к губам. Слуга улыбнулся и кивнул. В этой вонючей дыре еще оставались нормальные люди.

Эцио тенью следовал за Хуаном. Поддергивая кальсоны, тот переходил от группы к группе, бормоча слова восхищения, словно ценитель искусства в картинной галерее.

– О, bellissima[91], – время от времени повторял он.

Путь его лежал к окованной железом двери, из которой он и появился. Добравшись до нее, Банкир постучал. Ему открыл второй слуга, все это время проверявший новые денежные поступления.

Эцио не позволил им закрыть дверь. Прыгнув, он втолкнул Банкира и его слугу внутрь. Задвинув засов, ассасин приступил к тому, ради чего сюда явился. Невысокий слуга был без ливреи, в одной рубашке. Он успел лишь что-то пробормотать и рухнул на колени. Между ног расплывалось темное пятно. Бедняга лишился чувств. Однако Хуан не растерялся.

– Это ты! – крикнул он. – Assassino![92]Вот ты и попался!

Рука Борджиа потянулась к шнурку звонка, однако Эцио был проворнее. Блеснуло лезвие скрытого клинка, и казначей Чезаре отдернул искалеченную руку. Три отсеченных пальца упали на ковер и покатились в разные стороны.

– Остановись! – крикнул он. – Если ты меня убьешь, тебе тоже не жить. Чезаре не выпустит тебя отсюда живым. Но…

– Что «но»?

– Если ты меня пощадишь… – лукаво начал Банкир.

Эцио улыбнулся. Хуан все понял. Он прижал к себе искалеченную руку.

– Ну что ж. – Глаза Борджиа были полны слез боли и гнева. – Я столько увидел, почувствовал и попробовал в жизни! И я ни о чем теперь не жалею…

– Ты наигрался с блестящими побрякушками, которые дает власть. Тот, кто обладает ею, должен презирать наслаждения.

– Но… но я дал людям то, чего они хотели!

– Это самообман.

– Пощади меня.

– Настало время платить по своим долгам, ваше преосвященство. Незаслуженное удовольствие уничтожает самого себя.

Банкир упал на колени, бормоча полузабытые молитвы.

Эцио занес над ним скрытый клинок.

– Requiescat in pace, – произнес он привычные слова.

Выйдя, он оставил дверь открытой. Оргия сменилась храпом на разные голоса. Удушливо воняло потными телами. Двое гостей, поддерживаемые слугами, блевали в подставленные лоханки. Пара слуг выносила какой-то труп – чье-то сердце не выдержало бурных наслаждений. Караульных не было.

– Мы готовы, – послышалось рядом.

Обернувшись, Эцио увидел Клаудию. В разных концах из-под мужских тел вылезали ее куртизанки. Ассасин увидел и ту, что была с Банкиром. Девушка успела одеться. Чувствовалось, она пережила потрясение, но старалась держаться. Рядом с ней стояли помогавшие ей слуги. Новые союзники.