Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Малыш Сонан тоже уже не маленький. В четырнадцать лет получил свой первый меч и собственного коня. Во всем он поступал, как его старшие братья. Но мне он более всего напоминал моего брата Тихе. Оба громко и заразительно смеялись, так что никто, находившийся рядом, не мог не рассмеяться. Сонана обожали все – слуги и придворные, сам правитель и повара на кухне Искана.
Теперь он не знал, последовать ему примеру Корина или Энона, так что замер передо мной в нерешительности, не поклонившись. Я подала ему знак обнять отца. Мои руки так мечтали обвить его тонкую шею, почувствовать телом его острые ключицы, но я знала, что ему попадет от Корина, если он позволит матери обнять его. Энон мог поступать по своему разумению – он уже достаточно взрослый.
У всех трех юношей на лицах следы скорби и слез. Мать их отца была для них как собственная мать. Она их растила, ибо мне не позволили этого сделать. Назначала им кормилиц и учителей, воспитывала их мужчинами – такими же, как их отец. Теперь они сидели, мирно беседуя о покойной, поднимали кубки за ее дух. И Сонану разрешили выпить вина, и вскоре его щеки заалели. Пока его старшие братья были поглощены разговором с отцом, он придвинулся ко мне.
– Чо.
– Да, сын мой.
Каждый раз, когда я произносила эти слова, сердце мое начинало биться учащенно.
Он вертел в руках кубок, не глядя на меня. Я ждала, хотя более всего на свете мне хотелось заключить его в объятия и прижать к груди.
– Теперь, когда Изани-чи больше нет… – он поколебался. – Могу я иногда приходить в твои комнаты? Это не будет тебе в тягость?
Если бы Хагган не была уже мертва, я придушила бы ее своими собственными руками. Мне пришлось выждать, пока мой голос вновь обрел устойчивость и спокойствие, чтобы ответить. Сонан поднял на меня глаза – большие, испуганные. Он самый чувствительный из всех моих сыновей. Должно быть, ему нелегко приходилось под властью Изани. Он не такой, как его братья, не такой, как отец.
– Сонан. Сын мой. Ты всегда был и будешь для меня моим самым дорогим гостем, когда только пожелаешь.
Взяв его за руки, я посмотрела ему в глаза.
– Я никогда не заставила бы тебя повернуть вспять у моих дверей. Никогда не будет мне в тягость видеть у себя свое любимое дитя.
Говорила я тихо, чтобы меня не слышал Искан. Сонан взглянул на меня с удивлением и облегчением. Я увидела, что он вспоминает всю ту ложь, которой его с детства кормила Изани. Наверняка внушала ему, что мать его не любит, не желает видеть. Он был слишком хорошо воспитан, чтобы сказать об этом вслух. А Изани была единственной матерью, которая его воспитывала. У меня не было средства стереть те четырнадцать лет, которые разделяли нас. Но, может быть, есть хоть какая-то возможность вернуть себе хотя бы одного из сыновей. Он неуклюже пожал мои руки своими большими ладонями.
Корин бросил на нас подозрительный взгляд, и я тут же опустила голову. Нужно продолжать играть роль покорной жены. Но он заметил руки Сонана в моих и нахмурился. Поднялся.
– Сейчас мы оставим вас, отец. И вы совершенно правы. Я подумаю о том, чтобы взять себе жену.
В его голосе прозвучал холод, я с удивлением покосилась на Искана, губы которого были поджаты в узкую полоску.
Корин коротко поклонился мне.
– Сонан.
Мой младший сын поднялся и нехотя выпустил мои руки. Я не решалась ничего сказать, боялась напомнить ему, чтобы он навещал меня, опасаясь, что Корин или Искан запретят ему. Корин вышел из комнаты в сопровождении Сонана. Энон виновато пожал плечами, поцеловал отца в щеку и быстро чмокнул меня, прежде чем уйти. Он оставил после себя легкий аромат розовой воды.
Искан сидел, нахмурившись, и смотрел в стену перед собой. Мой тщательно продуманный план рухнет, если его настроение не улучшится. Я села перед ним, осторожно сняла с него обувь и принялась массировать ему стопы. Все во мне противилось тому, чтобы прикасаться к нему, ощущать пальцами его кожу. Какая мерзость, что он сидит здесь, живой и теплый, когда на его совести столько смертей.
– Искан-че, что гнетет твое чело?
– Корин. Он ослушался приказа своего отца.
Искан вздохнул, откинулся назад, вытянул вперед ногу, чтобы я лучше массировала ее.
– Я хочу, чтобы он женился на дочери Эрабана ак Усти-чу.
– Правителя Амдураби?
Искан фыркнул.
– Так он называл себя, да. Но он был всего лишь наместником правителя Каренокои. Он умер в прошлом лунном месяце.
– Не гостил ли он у нас перед этим?
Я поудобнее положила ногу Искана у себя на колене. Он широко улыбнулся мне.
– Конечно. Должно быть, он съел что-то неподобающее, потому что, уезжая домой, он был серый, как зола, и вскоре умер. Никаких следов яда не обнаружили.
Я догадалась, что именно сделал Искан, но ни одним движением губ не выдала себя.
– А теперь ты хочешь, чтобы Корин женился на его дочери?
– Да, на его старшей дочери. Сыновей он завести не успел, и теперь его старшая дочь, ровесница Энона, единственная наследница Амдураби. Если Корин женится на ней, то станет наместником, а на практике Амдураби станет частью Каренокои, как уже стали Баклат и Нернаи. С тех пор как я пришел к власти, площадь Каренокои увеличилась в три раза, и ее богатства также. Сейчас Амдураби уязвима – пока там только женщина-наследница, любой может прийти и забрать себе власть силой. Но прочность Амдураби в интересах Каренокои. Вооруженные отряды в этих местах – угроза и нашей безопасности. А мы зависимы от их риса и пшеницы, поскольку в Каренокои теперь выращивают в основном пряности. По моему совету – наши дела сильно пошли в гору благодаря торговле пряностями.
Он вздохнул и поднял вторую ногу, чтобы я помассировала ступню.
– Но это делает нас уязвимыми по части продовольствия. Работники начали жаловаться, когда я убедил правителя издать декрет, чтобы их собственные участки засаживались только этсе. Сейчас у меня нет времени разбираться с восстанием, поэтому я должен следить за тем, чтобы было достаточно еды, и они успокоились.
– Но Корин не хочет жениться