из самых больших государств, которые когда-либо существовали. Скоро никто не сравнится с нами.

Он широко улыбнулся.

– Поход принес и другие трофеи. В Харрера жил старик, имевший много знаний: черных и опасных. Теперь они принадлежат мне. Я поместил их в свою библиотеку. А в Дморе мне попалось несколько камней с их священной горы. В них заложена большая сила. Я велю вмонтировать их в стену вокруг Охаддина. Наш дворец станет неприступным, если провинции вдруг вздумают взбунтоваться.

Он положил в рот несколько засахаренных миндальных орехов.

Я подумала о людях, живущих за пределами Охаддина. В Ареко и в деревнях. Кто защитит их от гнева и мести восточных провинций? Но вслух я ничего не сказала.

– Мериба, цветок мой, подойди ближе, – произнес Искан, жестом подзывая ее. – Как…

Он осекся, увидев ее живот. К этому моменту она была примерно на седьмом лунном месяце, живот округлился.

– Видать, долго я был в отъезде, – проговорил он. – Цветочек уже плодоносит. Иди сюда.

Мериба смущенно приблизилась к своему господину. Он положил руку на ее живот, она красиво покраснела. Кабира отвела глаза. Руки ее были крепко сжаты на коленях. Искан издал негромкий звук – не то чтобы вздох, но что-то похожее. Мериба вздрогнула. Он убрал руку.

– Ступай за мной, – велел он и пошел к двери. – Мы с тобой немного прогуляемся по саду.

В растерянности, но по-прежнему с красивым румянцем на щеках она последовала за своим господином. Дверь за ними с грохотом захлопнулась, и свет наших ламп заколебался. Кабира быстро поднялась и поспешила к окну. Через некоторое время до нас донеслись из сада их голоса – нервозный смешок Мерибы, низкий голос Искана. Стоял очень тихий вечер. Я встала рядом с Кабирой. В темноте ничего нельзя было разглядеть – Искан не взял с собой слуг с факелами. Свет луны рисовал четкие контуры деревьев и кустов.

И тут раздался этот звук. Тот, который я научилась узнавать на слух. Среди ночной тиши все было слышно очень отчетливо: заскрипел ключ в замке, открылась тяжелая металлическая дверь. Кабира поспешно отвернулась от окна.

– Этому невозможно помешать, – проговорила она самой себе, заламывая руки. – Ничего не могу поделать. Ничего.

Редко я видела Кабиру такой взволнованной. Она поспешила в свои комнаты и закрыла за собой дверь.

Орсеола была у правителя, так что я стояла одна, вглядываясь в лунный свет. Снова стало тихо. Ни ветерка. И тут деревья зимил зашуршали кронами. Этот шелест невозможно было не услышать. Они что-то рассказывали мне, и моя кровь запела в ответ, но понять суть послания мне в тот момент было не дано.

Утром я проснулась от долгого крика. Кричала Мериба. У нее начались роды. Слишком рано. Я схватила с собой то, что мне могло понадобиться из трав и отваров. Эстеги уже ждала меня у комнаты Мерибы. Никаких старушек и матушек не сбежалось, чтобы наблюдать эти роды, когда не жена, а всего лишь наложница производила на свет очередного наследника. Мы вошли – к моему удивлению, у постели Мерибы стояла Кабира. Лицо у нее побелело, вокруг рта пролегли глубокие морщины.

– Она промучилась долго. Молча, – коротко сказала она. – Ее силы на исходе.

Я увидела, что так и есть. Глаза у Мерибы ввалились, кожа на скулах натянулась. Дыхание было слабым и поверхностным. Я подняла одеяло и пощупала живот. Все признаки плохие.

Тут она открыла глаза, и у меня перехватило дыхание. Они были совершенно черны. Белка вокруг зрачков не осталось. В ней разверзлась пропасть. Я взглянула на Кабиру, которая поначалу сжала губы, но потом нехотя проговорила:

– Он всегда так делает. Когда носишь девочку.

И тут мне все стало ясно. Сыновья Кабиры. Почему она никогда не отвечала на вопрос о том, сколько раз была беременна. Вчерашняя прогулка Искана и Мерибы к источнику. Во мне зажглась ненависть, жгучая и мощная. Использовать силу земли для таких дел! На свое усмотрение распоряжаться жизнью и смертью! Уничтожать девочек в своем роду как нечто ненужное. Так извратить то, что можно было использовать для добра!

* * *

Я сделала для Мерибы все, что могла. Она была почти без сознания от боли и не могла говорить, а отвар, который я дала ей, мало облегчил ее страдания. Но оставалось совсем немного, и ребенок был маленький – в конце концов он вылез в потоке воды и крови. Все было совершенно в маленьком тельце: пальчики и крошечные ноготочки, изогнутые ножки, мягкие округлые ступни. Веки как лепестки роз.

Это был самый тяжелый момент в моей жизни. Она хотела жить. Но она была слишком маленькая. Я положила ее на грудь матери, где она и испустила дух. В эту минуту я отвернулась, глядя в окно. Никогда еще не чувствовала себя настолько бессильной.

Мериба уже ничего не понимала. Черная вода разрушала ее изнутри, она билась, тряслась и стонала. Ужасная смерть. Кабира, Эстеги и я сидели у ее постели до самого конца. Кабира держала ее за одну руку, я – за другую. Я бормотала молитвы земле взять ее тело и дать ему новую жизнь. Здесь, в Каренокои, они верят в другое, но долг мудрой женщины проводить умирающего на другую сторону. Мы с ней делили одного мужчину, Мериба и я. Это связывало нас узами, которые нельзя было отрицать.

Когда она наконец смогла оставить свое полное боли тело, мы некоторое время сидели в молчании. В окно светило солнце, снаружи доносились детские голоса. Сыновья Кабиры играли в саду. Я закрыла черные глаза Мерибы. Эстеги поправила одеяло, укрывавшее два мертвых тела. Кабира зажгла три свечи. Не могу сказать, что я оплакиваю Мерибу. Но испытываю ужасную скорбь по ее дочери – маленькой девочке, отец которой решил, что ей не стоит жить. Ее маленькое тело – бугорок, едва видневшийся под одеялом. Волосы на затылке черные и курчавые.

Мы вышли из комнаты. Кабира послала Эстеги с посланием к господину и велела принести чая и супа, чтобы подкрепить наши силы. Мы поели вместе в маленькой тенистой комнате. Она приказала подать нам суп из овощей и грибов, я была благодарна, что в нем нет мяса.

Доев, я посмотрела на Кабиру.

– Ты выжила.

– Три раза.

Она долго молчала.

– Думаю, я выжила потому, что выросла на воде Анджи. Я привыкла к ней, хотя и никогда не пила ее, когда она уаки. Мое тело свыклось с ее силой.

– Поэтому ты так тревожилась по поводу ее беременности?

Кабира медленно кивнула.