исцелять. А муж все реже испытывает ко мне желание. Он нежный и добрый, но очень занятой человек. Возможно, меня рассматривают как предмет мебели или сумасшедшую, которая запирается в мансарде и все время рисует. Наша квартира, которая когда-то казалась слишком маленькой, теперь стала слишком большой и просторной.

Что делает женщину красивой? Молодость? Или легкая асимметричность лица, особый наклон головы? Я спрашиваю об этом потом, когда стою перед мольбертом, стараясь уловить, как ранний утренний свет озаряет серебром женскую скулу; стараясь думать о чем-то другом, кроме Пабло и южного света, где синее небо смыкается с бирюзовым морем.

Тридцать лет назад я последовала за Пабло на юг, где он обхаживал Сару Мерфи и где мы разыгрывали гран-гиньоль[49] любви и желания. Гран-гиньоль – это комедия, где полно дураков и жестоких проделок. А теперь я снова хочу последовать туда за ним, но, думаю, этого не будет.

За окном осень превратила деревья в пугала, ощетинившиеся на фоне пасмурного неба. Есть постоянная угроза дождя с громом и молниями. Люди спешат по ветреным бульварам, их лица почти скрыты за поднятыми воротниками пальто, словно головы черепах, втянутые в панцирь. Я стою и смотрю на это, держа в руке кисть, с которой капает краска.

У женщины, чей портрет я пишу, скорее мягкие, чем угловатые скулы. Их округлость идеально подходит для изгиба ладони любящей руки. Я видела, как Джеральд держал в ладонях лицо своей жены Сары тем летом, когда я последовала за Пабло на мыс Антиб, чтобы заставить его закончить мой портрет – тот, который он называет «Влюбленные». Джеральд, Сара, Пабло и Ольга… Они сидели под звездами на веранде гостиницы, когда я появилась без приглашения. Сара была любезна, Ольга пришла в ярость.

Можно много сказать о женщине по форме ее скул. Мягкая, нежная Сара с округлым детским лицом. Резкая, опасная Ольга, чьими скулами можно было нареза́ть хлеб. Но Ольга ничего не могла поделать с моим нежданным появлением. Мы находились в гостинице. Как бы ей ни хотелось, она не могла приказать мне уйти.

– Коктейль, – обратился ко мне Джеральд повелительным, а не вопросительным тоном. – Садитесь на этот стул. Приятно познакомиться с вами, мисс Лагю! Или мне следует называть вас мадам Кадена? Вы пользуетесь фамилией вашего мужа?

– Лагю, – сказала я.

– Сок нескольких цветов, – продолжал Джеральд Мерфи, наливая что-то фиолетовое в бокал для коктейлей и протягивая мне. – Так Сара называет мои коктейли.

Он был невероятно симпатичным. С такими густыми светлыми волосами, бронзовым загаром и плавными движениями хорошо тренированного человека он мог бы стать кинозвездой.

– На вкус – как цветущий сад, – согласилась я, думая о том, что лучше бы он налил мне виски.

Именно тогда он потянулся и накрыл ладонью нежную щеку Сары. Они обменялись взглядами, исключавшими всех остальных, – такими любящими и интимными, что было почти больно видеть это.

Я посмотрела на Пабло, чтобы отметить его реакцию. Потому что как только я увидела прелестную Сару Мерфи, так влюбленную в своего мужа, то поняла, что Пабло постарается соблазнить ее. Пабло посмотрел на Сару с Джеральдом и скривил лицо. Ревность. Желание. Жажда обладания. Восхищение. Это началось уже в студии несколько месяцев назад, где мы разрисовывали декорации для балета: стрела вожделения, направленная в Сару. Теперь его влечение к ней стало таким сильным, что высасывало воздух из помещения. Ольга ахнула от ярости, когда осознала неизбежное.

А Сара? Была ли она такой невнимательной, как казалось на первый взгляд? Оставалось лишь гадать. Можно ли быть настолько простодушной?

В ту ночь кто-то наблюдал за нами из-за дверного проема. Местная горничная с огромными глазами и черной косой толщиной с руку, перекинутой за плечо. Пабло ощущал ее присутствие. Он отвернулся от Сары и посмотрел на девушку. Их взгляды встретились; потом она попятилась и исчезла.

Я помню это, как будто вчера, потому что такой же серебристый отблеск на скулах натурщицы, который я пытаюсь изобразить, я видела на лице горничной из гостиницы перед ее исчезновением. У этой девушки было такое лицо, которое остается в памяти навсегда. Шрам над глазом, все еще красный и не заживший, делал ее внешность еще более интересной.

В студии холодно. Я закончила работу на сегодня. У меня застыли руки, мои мысли блуждают, и больше всего мне хочется оказаться на теплом юге.

Мой портрет, «Влюбленные», больше не находится в студии на набережной Огюстен. Возможно, Пабло забрал его с собой в Антиб. Возможно, мне нужно совершить небольшую поездку. У меня до сих пор есть там друзья. Я могу узнать местные слухи. Немного помучить Пабло и появиться без объявления, как я сделала тридцать лет назад, хотя в наши дни труднее застигнуть его врасплох. Он скрывается от публики, которую раньше обхаживал. Слава делает такое с человеком…

Слава. Горькая пилюля состоит в том, что слава гораздо легче приходит к мужчинам, чем к женщинам. Как давно я выставляла свою работу, потому что из галереи позвонили и сказали: «Мы поставили вас в календарь следующего сезона. У вас достаточно работ для персональной выставки?» Слишком много времени прошло с тех пор, когда любой галерист делал мне такое предложение.

Я могла убрать подальше свои холсты и кисти. Могла признать поражение. Все художники чувствуют момент, когда борьба уже не стоит потраченных усилий. Но есть вопрос о серебристом отблеске на женском лице – проблема, которая требует решения; момент вечности, который нужно выхватить из лавины моментов, протекающих мимо и направляющихся к смерти и забвению. Нужно попробовать добавить в палитру титановых белил. Вот он, мой серебристый отблеск! Иногда лучше всего достигнуть прозрачности через непрозрачность. Не все должно быть раскрыто.

Но как быть с желанием снова последовать за Пабло на юг? Думаю, это было бы пустой тратой времени. Я отказалась выйти за него замуж, поскольку знала, что он никогда не даст мне того, чего я хотела больше всего: самого себя. Пабло Пикассо принадлежит искусству, а не женщинам. Однако мне любопытно узнать, что происходит с Пабло, Ольгой и Франсуазой. Гран-гиньоль. Я позвоню моему другу и узнаю новости.

17

Алана

Джек был за регистрационной стойкой, когда я выписалась из отеля на следующее утро. Он выглядел усталым. Мы оба мало спали после того, как я поведала ему историю Сары, Пабло и Анны.

Он улыбнулся быстрой, тайной улыбкой, когда я вручила ему ключ от своего номера. Мне хотелось наклониться и поцеловать его, но люди