горцами, сыграл на руку. Он сделал шаг в сторону и повернул корпус влево. Извозчик пролетел мимо, чуть спотыкнувшись, но равновесия не потерял. Ростом он был чуть повыше Билого и в весе имел значительное превосходство.

– Ты каким образом здесь оказался?! – спросил подъесаул. – Неужто царь-государь не в милость?!

– А ваша братия мне все в немилость, – рявкнул в ответ извозчик. – Я бы вас всех, голубокровых, в расход пускал. Да с причудами, так, чтоб помучились перед отправкой.

Извозчик, словно гора, вновь пошел на Миколу, размахивая саблей.

– Герой, – пробормотал казак, улыбаясь.

Билый, как опытный рубака, сразу определил, что фехтовальщик из противника никакой, но в силе и мощи ему не откажешь. Поэтому единственный способ быстро завершить поединок – это применить все свое умение владеть шашкой. Излюбленным способом рубки у казаков всегда считался косой скользящий удар по месту на теле, где проходят крупные артерии. Это искусство казаки оттачивали сызмальства и охотно применяли в бою. Один ловкий скользящий удар, и противник, зажимая артерию, падает, умирая от потери крови.

Извозчик шел напролом, как взбешенный носорог. Микола стоял не шелохнувшись, в ожидании момента. Еще пару шагов, и бандит коснется его своей кривой саблей. Отчетливо была видна кривая злорадная улыбка и гнилые зубы. Извозчик занес руку с саблей и с силой стал опускать ее на тело казака. Подъесаул только и ждал этого момента. Слегка качнув телом вправо, он сделал мгновенный выпад влево, оказавшись чуть сбоку от своего противника, и в тот же момент кавказская шашка, словно бритва, скользнула по шее бандита. Из раны пульсирующими струями потекла алая кровь, заливая лицо и бороду извозчика. Он выронил саблю и правой рукой старался зажать шею слева. Но рана была смертельной. Кровь, пульсируя, вытекала, оставляя неровные пятна на палубе. Силы покидали могучее тело бандита. Он грохнулся на колени, заливая своей кровью палубные доски. Микола молча смотрел на его агонию. Добивать не имело смысла.

– Все, любезный, ты мертв! – утвердительно произнес Билый.

– Я тебя и с того света достану! – прохрипел извозчик, падая без чувств. Тело его задергалось в предсмертных конвульсиях и через мгновение затихло навсегда.

– Ну это уж вряд ли! – произнес подъесаул, вытирая об одежду убитого шашку. Бой был еще не закончен, и пластун, приметив очередную жертву, устремился к ней. В нем проснулся волчий инстинкт, который могла остудить только кровь. Краем глаза посмотрел в сторону Суздалева. Жив ли побратим?

Иван, услышав стук о настил и знакомое шипение, открыл глаза. И увидел в полуметре от себя новую гранату.

– Господа, что за манеры, – устало пробормотал граф и, резко потянувшись, схватил гранату и выкинул ее за борт. Ваня довольно улыбнулся, отсчитывая секунды. На второй произошел взрыв, и пароход резко качнуло на волне. Чуйка артиллериста, всю жизнь привыкшего к снарядам со взрывателями, не подвела.

В голове звенело, голоса вокруг поблекли. Билый смешно открывал рот, говоря что-то своим рассыпавшимся вдоль борта казакам, посылал пулю за пулей, отражая нападение с реки. Пшеничные усы казака угрожающе топорщились. Иван силился различить голоса, и не мог. Вот пуля сбила папаху с головы Миколы. Вот казачий урядник медленно завалился набок, поймав сразу несколько пуль в живот и грудь. По деревянному настилу, блеснув сталью штыка, проскользила в щель выроненная из рук винтовка и мирно ушла за борт. Вот из кормовой трубы пароходика повалил черный дым. Вот в витиеватом окне верхней каюты мелькнуло бледное лицо императора и тут же исчезло. Видно, его высочество оттащили назад, а в окне появилось лицо офицера из свиты. И глаза у мужчины моментом округлились. Видимо, он оценил сразу всё, что со своего места не смог рассмотреть граф. Иван очнулся от мощного сигнального рева. Машинально вытер со лба кровь. Быстро глянул за борт. Тут же спрятался: чужие пули попытались найти графа, смачно впиваясь в дерево, кроша в труху и щепки доски, так старательно покрашенные перед рейсом в белый тон. Секунды хватило, чтобы оценить обстановку: нападавшие закинули несколько веревочных лестниц, штурмовали пароход. Графа поразило чужое упрямство. За годы войны на Балканах он не раз сталкивался с истинными фанатиками и сейчас увидел похожую схожесть в действиях неприятеля. Всегда таких двигала вперед вера в свое бессмертие. Суздалев отпрянул назад от щели борта, приник к палубе и, целясь сквозь узкий проем, разрядил револьвер, методично выпуская пули одну за другой. Несколько громких всплесков убедили его в попадании. Откатился в сторону, крича:

– Рубить лестницы! Рубить канаты! Не давать подняться на палубу!

Граф очень надеялся на то, что его услышат. Но никто не обернулся. Каждый был увлечен своим боем: возможно, последним, решительным. Стоя на коленях, Иван быстро перезаряжал револьвер, вертя головой. Не было места на пароходе, где бы бой стих хоть на минуту. На корме группа офицеров уже рубилась шашками и саблями и падала под выстрелами в упор. Еще не дрогнули и не отступили ни на шаг, но выбывали и таяли на глазах, сгорая в вихре смерти, как свечи.

– Держать строй!

– Защищать императора! – кричали старшие офицеры. Вот один из них попытался повторить отчаянный поступок штабс-капитана. Подхватил с палубы брошенную под ноги защитников ручную гранату. Офицеры интуитивно шарахнулись в стороны в надежде спастись от неминуемой гибели. Прогремел взрыв. Людей раскидало. Бахвальство стоило адъютанту жизни. И после того, как легкий ветерок сдул черные клубы с палубы, открылась новая картина. В рядах конвойцев и пажей появилась знатная брешь. Подняться смог далеко не каждый. Звон клинков усилился. Выбор стал очевиден.

Суздалев потянул наградную саблю из ножен, принимаясь медленно подниматься. На солнце в эфесе блеснула «клюква» – орден Анны четвертой степени. Форменные брюки быстро пропитались на коленях чужой кровью: выскобленная добела палуба теперь пропиталась кровью, и темные рубиновые лужи колыхались на досках при каждом толчке волны. Тоненькие ручейки стекали сквозь щели бортов, оставляя яркие дорожки на белоснежных бортах. Тяжелые капли крови, пропитав штаны, неровной бахромой нависли над сапогами, готовые сорваться вниз при резком толчке. Громкие отчаянные крики, перекрываемые в бестолковой трескотне револьверных выстрелов, снова потонули в оглушительном реве парохода.

Граф криво усмехнулся. Если не дать слабину, то переломный момент может наступить в любое мгновение. А там, глядишь, и кавалерия прибудет. Главное – дожить до нее. Получится ли? Иван рывком бросил себя вперед, с ходу врубаясь в сечу. Револьвер дергался в ладони от выстрелов, но сами звуки выстрелов почти сразу пропали. Стерлись в общем гаме. Над головой в очередной раз заревел пароходный ревун. И в ушах снова зазвенело,