– Конечно, голубчик. Пол-эскадрона казаков, усиленные посты на каждом перекрестке и через каждые сто метров по жандарму со шпиком. Службу знаем! Службу несем! Ну, какие же мы молодцы! С самого начала! С истока! – Травкин ликовал и махал руками, пока они шагали к машине. – И раз! И всех махом! Ай да мы – молодцы!!! И никто не верил! Николай Иванович, озабочены чем-то? Что ж не ликуете со мной вместе?!

– Погодите, господин статский советник. Что-то сильно не по себе мне.

– Оно и понятно! В такой мясорубке-то побывать!

Билый хмуро посмотрел на Травкина. Но ничего не сказал. Что можно было сказать об обычном бое? Они приблизились к машине. Подъесаул замер у дверцы, ожидая появления императора. В двух шагах от него топтался Суздалев, прижимая к себе баронессу. Больше они не таились. Билый посмотрел на них и свел брови, не ответив на улыбку односума.

Александр III неспешно приближался к машине, окруженный свитой своих уцелевших офицеров. Был он к ним благосклонен, улыбался. Однако радостное настроение его сразу улетучилось, стоило ему только увидеть злополучную троицу. Даже поморщился, словно лимон без сахара проглотил.

Билый распахнул перед императором дверь.

– Ваше величество, разрешите доложить, – начал казак. Но император его резко перебил:

– Не разрешаю.

– Государь, – выдохнул подъесаул. Александр III коротко посмотрел на него и полез в машину. Тут же оказался рядом флигель-адъютант. Уже он проворно закрывал лакированную дверцу. Билый продолжал стоять навытяжку, не веря тому, что происходит, но каким-то своим чутьем догадываясь.

Император безразлично посмотрел на казака и махнул рукой.

– Полковник! Распорядитесь там…

Миколу больше всего добило это неопределенное «там». Видно, император уловил этот взгляд казака и раздраженно добавил:

– Сорвите с офицеров погоны. Они им больше не понадобятся.

– Слушаюсь, ваше величество.

Александр III посмотрел на баронессу Измайловскую, разочарованно тяжело вздохнул, отворачиваясь в другую сторону и тихо отдавая распоряжение водителю.

Полковник, радостно улыбаясь, открывая руки для объятий, шагнул к штабс-капитану и с мрачным удовольствием стал отрывать погоны от мундира. Суздалев дергался при каждом рывке и медленно возвращался в исходное положение. Лицо его побледнело, нос заострился, но он не проронил ни слова. В тишине треск отрываемых погон был особенно слышан.

– В карету! – небрежно приказал казакам полковник, кивнув на графа.

– Разберемся, – прошептал ошеломленно Травкин. – Это какое-то недоразумение, господа! Обязательно разберемся!

Полковник повернулся к Билому и радостно улыбнулся.

– Отчего вам так весело, паж?! – с легкой брезгливостью в голосе, намеренно растягивая последнее слово, произнес подъесаул. Все его нутро протестовало против этого иногороднего. – Вы сейчас смахиваете на паяца в цирке. Впрочем, почему именно сейчас. Вы и есть паяц!

Билый скривил рот в усмешке. «Москаль, к тому же не нюхавший пороху, цепная шавка, кусающая исподтишка. Только протяни руки ко мне!» – молнией пронеслось в голове, и пальцы сжались в кулаки.

– Сейчас поймете, как там вас правильно, Билый или же Белый?! – парировал в ответ флигель-адъютант и, заметив напряжение казака, добавил: – Но-но! Без шуточек, подъесаул! Я выполняю приказ государя! Стоять по стойке смирно и не двигаться мне!

Голос полковника срывался на высокие нотки, напоминая женский визг. Он медленно, опасаясь реакции стоявшего напротив него казака, сделал несколько шагов к нему. «От этого дикаря все можно ожидать. Это не граф голубых кровей, молчавший, словно теленок, когда с него срывали погоны!» – в голове у полковника возникли две противоположности. Страх попасть в немилость императора, не выполнив его приказ, и боязнь за свою целостность, на которую без всяких церемоний мог посягнуть подъесаул Билый. Полковнику вмиг привиделся тот день, когда Билый выиграл дуэль.

Страх перед государем все же одержал верх. Полковник сделал решительно еще один шаг.

– Извольте сдать шашку и кинжал, – произнес он нервным от волнения голосом, занося обе руки к плечам казака. – И давайте без глупостей, подъесаул. Хотя какой вы уже подъесаул, вы, голуб…

Полковник не договорил. Слово «голубчик» оборвалось на половине. В следующую секунду ничего не понимающий флигель-адъютант, бессмысленно тараща глаза, стал заваливаться на правый бок, хватаясь рукой за нос. Через мгновение его тело тяжелым мешком плюхнулось в дорожную пыль. Из носа потекла густая юшка, окропляя каплями мундир. Удар казака пришелся аккурат в нос полковника.

Довольно потирая пудовый кулак, Микола Билый посмотрел на стоявших неподалеку сослуживцев – его подчиненных, затем склонился над сконфуженным противником и, медленно выговаривая каждое слово, произнес:

– Слушай сюда внимательно, пес шелудивый, никто, слышишь, никто не коснется моей черкески без моей на то воли. Ты хоть и полковник, но мне не ровня! Я – казак! Свободолюбивый потомок своего народа. А кто ты?! Ты – гниль болотная, шавка цепная, служащая хозяину за кость. Если еще раз попытаешься коснуться меня, убью!

Голос Билого звучал достаточно внушительно и громко. Слышавшие это казаки-конвойцы незаметно переглянулись, подмигивая друг другу. Билый приподнялся, выпрямляя ноги, и, заметив одобрительные взгляды своих подчиненных, слегка кивнул им головой.

– Урядник! – позвал он одного из казаков. Тот живо подошел к командиру. – Вот что, братец, черкеску и оружие доставь в мою комнату.

С этими словами он снял свой кавказский пояс с шашкой и кинжалом и протянул их уряднику. Затем, отряхнув от пыли черкеску и расстегнув крючки на ней, снял, оставшись в летнем бешмете. Черкеску тоже протянул уряднику. Тот, принимая ее и оружие, негромко произнес:

– Все сделаем в лучшем виде, по-нашему.

Микола улыбнулся в ответ:

– Не сомневаюсь! – Затем нашел глазами знакомого ему следователя и произнес: – Ну что, господин Травкин, вези в каталажку!

– Николай Иванович, – отозвался следователь, – я уверен, что сие недоразумение прояснится вскоре.

– Бог не без милости, казак не без счастья! – ответил Билый, делая несколько шагов к арестантской карете. Не доходя до нее пары шагов, обернулся на полковника. Тот уже стоял на ногах, слегка покачиваясь, поддерживаемый двумя другими пажами. Флигель-адъютант то и дело прикладывал к носу носовой платок, пропитанный кровью. Нос штабного офицера был прилично сворочен набок. Микола ухмыльнулся и крикнул:

– И запомните, полковник, хорошо запомните: свобода для казака – золото, и с ней он так просто не расстанется!

Подъесаул повернулся к казакам и произнес:

– Простите, братцы, за ради Христа, ежели шо не так!

– Господь простит, ваше благородие! И вы нас простите! – раздалось в ответ.

– С Богом, братцы! С Богом! – С этими словами Микола отворил дверцы кареты и впрыгнул в нее. Дверцы за ним затворили два дюжих охранника, сидевшие внутри. Через решетчатое окошко Микола посмотрел на карету, где сидел Суздалев. Взгляды их встретились. Билый подбодрил односума кивком головы, граф осенил в ответ подъесаула крестным знамением. Один из охранников