Перед моими глазами было два Гедеона. Два разных человека. Две разные мелодии.

Он сидел за роялем, освещенный теплым желтым светом уличного фонаря, проникавшим сквозь панорамное окно. При виде такой картины у меня сердце чуть не выскочило из груди. В его глазах стояли слезы, которые он всеми силами пытался сдерживать. Губы плотно сжаты, как и кулаки на опущенных руках. Он был сломлен.

Я молча пересекла комнату и подошла к нему. Дотронулась до его лица, оно дрожало. Он закрыл глаза, пока мои пальцы скользили по его щеке.

– Это так прекрасно. Сыграй еще, – тихо попросила я и встала позади, положив руки ему на плечи.

Он поднял крышку и положил пальцы на клавиши. Это была невероятная музыка, от которой дрожал каждый нерв, каждая клеточка моего тела. Каскады аккордов, тембров и тональностей ожили под его руками. Как такое вообще возможно?

Мелодия закончилась, но продолжала звучать у меня в голове.

Гедеон вздохнул, а затем резко поднялся, едва не опрокинув стул, и шагнул в сторону. Я увидела тревогу на его лице, а вслед за ней страх и боль. Он едва дышал. Тонкая жилка на его шее билась очень быстро.

– Твоя музыка прекрасна, – проговорила я и, не давая ему сбежать, взяла его за руку. – Я не знаю, что у тебя произошло и почему ты прячешь свою музыку и свой талант, но не позволяй этому происходить. Сними замок с сердца.

– Яна… – вырвалось у него.

– Ты ведь сам написал это, верно?

– Да, – сказал он, затем отстранился от меня и рванул к выходу. Сбежал-таки от меня. Я пошла за ним.

Он вышел на улицу и, подняв глаза к небу, глубоко вдохнул. Затем сел на стоявшую рядом скамейку и вытянул ноги. Я села рядом с ним.

– Раньше я чувствовал восторг, когда играл. Мне ужасно не хватает этого ощущения, – произнес он. – Но я не могу отпустить свое прошлое.

– Я видела то видео с шоу талантов, – тихо призналась я. – Где маленькая версия тебя творила с фортепьяно невероятные вещи.

Его лицо пронзила боль.

– Где ты его нашла?

– Неважно. Важно лишь то, что твоя игра прекрасна. Почему об этом никто не знает? Неужели ты не хочешь, чтобы тебя слушали?

– Нет, – тихим голосом сказал он. – Ты ничего не понимаешь…

– Где сейчас твоя семья? Ты ведь сегодня ездил к своим родным?

Он посмотрел на меня, словно пытаясь решить, заслуживаю ли я его доверия. Видимо, решил, что нет, потому что, ничего не ответив, он поднялся со скамейки. Опять насторожился, замкнулся и ушел в себя.

– Яна, я хочу, чтобы ты вызвала такси и поехала домой, – сказал он и направился к дому.

Какой же он закрытый. Я пошла вслед за ним. Никуда не поеду, пока не пойму, что происходит у него в голове и в душе.

– Я никуда не поеду, – заявила я, догнав Гедеона на кухне. Он держал в одной руке бутылку с виски, а в другой – пустой бокал. Я увидела, как дрожали его пальцы, пока он наливал янтарную жидкость. Он сделал один глоток, затем с грохотом поставил бокал на столешницу.

Гедеон

Я ненавидел этот день. Каждую его секунду.

Я смотрел на Яну и ощущал, как что-то странное греет мою грудную клетку. Даже сильнее, чем это чертов виски. В этот тяжелый для меня день она оказалась рядом со мной. Я сказал ей что-то про такси, но тут же пожалел об этом. На самом деле я не хотел, чтобы она уезжала.

– Я хочу сыграть для тебя еще кое-что, – вдруг услышал я собственный голос. Эти слова вырвались у меня так неожиданно, что я даже не успел ничего осознать.

Неужели тебе не хочется, чтобы тебя слушали? – возник ее вопрос у меня в голове. Прислушиваясь к сердцу, я понял, что хочется. Мне очень хочется, чтобы меня слушали. Хоть кто-то. Хоть раз в году.

Я придвинул кресло для Яны поближе к роялю.

Клавиши рояля вновь ожили под моими пальцами. Я изо всех сил старался победить свою боль. Я играл ту самую мелодию из детства, в которой была часть моей души. И ее так никто никогда и не слышал. Прозвучала последняя глубокая нота, и я замер, опустив голову. Это были воспоминания о худших днях моей жизни, но в то же время я вдруг ощутил невероятный подъем.

Когда я закончил играть, обнаружил, что Яна придвинула свое кресло почти вплотную ко мне, забравшись на него с ногами. Я сейчас не просто играл для нее, эта музыка сделала нас ближе.

– Покажи мне ту часть тебя, которую ты постоянно прячешь ото всех. Расскажи мне все, – прошептала она и положила ладонь поверх моей руки.

– Ты действительно хочешь это услышать?

– Да, я хочу. Пожалуйста.

Между нами застыло молчание, после чего я решил начать свой рассказ.

– Я родился в семье музыканта. Мой отец был композитором и дирижером в Тульской областной филармонии. Я засыпал и просыпался под фортепиано, стать музыкантом мне было положено, во мне с детства формировали любовь к музыке. Так что в пять лет я уже спокойно играл на пианино. Хоть у меня и был учитель в лице отца, я все равно ходил в музыкальную школу. Там мы и познакомились с Деном. Тогда еще все называли его Денисом.

Моя мать тоже работала в филармонии, именно там они с отцом и повстречались. Она была солисткой в хоре. И, конечно, мой вокальный путь начался с ее помощью. Но после рождения моего брата она ушла из филармонии, чтобы полностью посвящать время семье, пока отец разъезжал с гастролями вместе с симфоническим оркестром. Ты, наверное, видела моих родителей и брата на том видео с шоу талантов. Я участвовал в нем незадолго до того, как все случилось. За неделю до моего дня рождения, когда мне должно было исполниться одиннадцать лет. По возвращении с шоу я всю неделю был невероятно вдохновлен, почти не отрывался от папиного пианино, пытаясь довести до совершенства свою новую композицию. Я исписал столько нотных тетрадей, столько сил вложил. Таскал их везде с собой, отшлифовывал в музыкальной школе вместе со своим наставником, чтобы успеть закончить до дня рождения.

И вот он наступил, день моего рождения.

Я говорил с такой болью, выпуская слова из потаенного, одинокого уголка своей души. Яна слушала меня, затаив дыхание:

– В тот