– Ладно. Спокойной ночи. – Он по-дружески чмокнул меня в щеку и вышел из комнаты.

Я забралась в кровать с Хейден, думая, что теперь мне уснуть не удастся, но тут же провалилась в сон.

Меня разбудила Хейден. Она гладила меня по голове. Яркий свет лился в щель между шторами.

– Мамуля! Мамуля, вставай! Мамуля, смотри! – Она показывала на что-то под кроватью.

– Что?

– Смотри! Посмотри на смешную тетю.

– Какую смешную тетю?

– Смотри!

Я спустила ноги с кровати и сонно опустилась на четвереньки. Под кроватью валялся носок Хейден и Барби-Русалочка. Я вытащила куклу и передала ее Хейден.

– На эту смешную тетю?

Хейден уперла руки в бока, очень похоже изображая мою маму, когда она сердится на папу.

– Нет, мамуля! – Она показала мне язык и забрала Русалочку.

– Где папа?

И который час? Найдя телефон на прикроватном столике – все это время он был в комнате Хейден, но вчера я почему-то о нем не подумала, – я выяснила, что уже почти девять. Хейден обычно просыпалась в шесть утра. Господи, за ней что, никто не присматривал целых три часа? Я отнесла Хейден на первый этаж и с облегчением увидела, что Марк оставил мне записку на столе: мол, он пытался разбудить меня раньше, но у него ничего не получилось, поэтому он ушел, только когда услышал, что я уже проснулась. Но почему он со мной не поздоровался? И почему тайком улизнул из дома? Я не слышала ни стука закрывающейся двери, ни скрипа ворот.

– Папочка приготовил тебе завтрак, Хейден?

Она кивнула.

– Кашу. Она противная.

– Ты ее съела?

– Нет, мамуль. Я хочу яйца с мордочкой. Можно мне яйца с мордочкой? Ну пожалуйста. Пожалуйста, мамуль!

Я сварила Хейден яйцо всмятку, нарисовав на скорлупе улыбающееся лицо, как и всегда, и разрезала тост на мелкие кусочки, чтобы она могла макать их в желток. Мне есть не хотелось, я даже не была уверена, что смогу влить в себя чашку кофе.

– Ложечку, мамуль, – сказала Хейден.

– Пожалуйста! – рявкнула я.

– Пожалуйста, мамуля…

Я открыла ящик в поисках одной из новых ложек – недавно мы купили комплект, который Хейден очень нравился, – но все они оказались в посудомоечной машине, а вчера я забыла ее включить. Я с грохотом принялась рыться в груде ножей и вилок в ящике и действительно нашла одну ложку. Она была полностью покрыта черной плесенью. С отвращением выбросив ложку в мусорное ведро, я вытащила ящик и поставила его на стол. На пластмассовом лотке не было и следа плесени, как и на посуде. Что-то тут было не так. Может быть, Марк или я случайно положили грязную ложку в ящик?

Хейден опять попросила ложку, поэтому я рассеянно достала одну из посудомоечной машины, помыла в раковине и положила перед тарелкой. Затем осмотрела кухню. Все остальное, похоже, осталось на своих местах, но я чувствовала: что-то не так. Паранойя нарастала: может быть, все это – часть изощренного плана, как в триллере? Плана, как свести меня с ума? Разрушить мои отношения с Марком?

Может быть, это мне нужен психиатр?

– Мамуля, смотри! – улыбаясь, Хейден бросила на пол кусочек тоста в желтке.

– Не делай так, Хейден.

Она бросила еще один кусочек.

– Хейден! Я тебя предупреждаю! Так нельзя!

Она хихикнула и, удостоверившись, что я смотрю на нее, взяла последний кусочек тоста и бросила на пол. Малышка не хотела меня злить, она просто играла, но в тот момент я не думала об этом. Во мне поднялась горячая волна гнева. Схватив тарелку, я швырнула ее в мойку, где она разбилась на осколки, и заорала:

– Я сказала «нельзя»!

Раньше я никогда не повышала голос на Хейден, и на мгновение мы уставились друг на друга в ужасе. Я могла думать только об одном: что, если бы я сорвалась и ударила ее? «Но ты этого не сделала». Так я себе говорю сейчас.

Затем Хейден набрала воздуха в легкие и зашлась плачем. Я подхватила ее с детского кресла и прижала к себе.

– Прости, мамуля, – пробормотала она, всхлипывая.

– Нет. Это ты меня прости, малыш.

Мы уже плакали обе. Эта сцена врезалась в мою память, я отчетливо помню этот момент, как кадр в фильме: я держу Хейден на руках посреди кухни, мы обе рыдаем, а пол усыпан кусочками перепачканного в желтке тоста.

– Не плачь, мамуля. – Хейден отстранилась и погладила меня по щеке. – Я дам тебе принцессу Эльзу поиграть.

Когда мы обе успокоились, я переодела Хейден и усадила поиграть на моем айпаде, пока сама, подавляя нарастающее чувство вины, убирала тост и осколки тарелки.

Хейден вела себя так, будто моя ужасная эскапада никак на нее не повлияла. Всякий раз, переходя на новый уровень в игре, она кричала: «Мамуля, смотри!» И снова меня охватило чувство вины: после возвращения из Парижа я постоянно пользовалась айпадом и его играми, столь увлекательными для детей, чтобы занять Хейден.

Убрав грязь в кухне, я почувствовала острое желание признаться кому-то в том, что я натворила. Я позвонила Марку, но у него был выключен телефон. Потом я подумала набрать маму, но решила все-таки этого не делать. Грустно, что, когда мне нужно с кем-то поговорить, я могу обратиться только к Марку и маме… Я порылась в сумке в поисках урбанола, но лекарство закончилось. Предполагалось, что я буду принимать его только две недели: таблетки были временным решением проблемы тревожности, от которой я страдала после ограбления. Если мне понадобятся еще лекарства, – а я была уверена, что они мне понадобятся, – придется опять идти к доктору, причем медицинская страховка Марка этого не покроет. Нужно пока что обходиться без таблеток. А учитывая, как умерла Зоуи и какое сейчас состояние у Марка, едва ли можно поговорить о том, что мне нужны успокоительные. Я выполнила ряд дыхательных упражнений, которым меня научила психолог в отделении полиции, и паника постепенно улеглась.

Может быть, если я выберусь из этого дома, мне станет легче. Может быть, стоит отправиться на пляж – не зря же мне хотелось поехать туда пару дней назад. А потом мы с Хейден можем пойти в магазин, накупить продуктов. Неплохой способ убить время. Хейден нравилось ходить в супермаркет и кататься там на тележке. Но поскольку она была занята игрой, я решила подождать, пока ей надоест, и только тогда предложить пойти погулять. Тем временем я проверила свою почту. От литературного агента письма все еще не было, но я не позволила себе думать об этом – стоит только впустить мысли о провале в голову, и тебе уже не вырваться из спирали неуверенности в себе. Я зашла на «Фейсбук» и пролистнула ленту новостей – сплошное хвастовство. Какое мне дело до жизни других людей? Хорошо, что я никому не сообщила о наших планах поехать в Париж.

Я уже собиралась отключиться, когда в «Гугле» высветилось оповещение о новом сообщении: на мейл пришло письмо от Пети: