Вернулся он почти в половину десятого. Я уснула в нашей спальне, читая Хейден сказку, и проснулась от скрипа половиц – как обычно, я впала в панику. Но вместо того чтобы вскочить, я ощутила охватившую меня апатию: если те грабители вернулись, так тому и быть. Мне просто хотелось лежать и не двигаться. Помню, тогда я еще подумала, что, как и Марк, я тоже уже на грани и не знаю, сколько смогу выдерживать эти приступы ужаса, страх от ночных шорохов, паранойю. Что бы я сделала, если бы знала тогда, чем все обернется?

Мне потребовалось колоссальное усилие воли, чтобы взять пульт от сигнализации и прокрасться в темный коридор, твердя про себя: «Это Марк, это просто Марк».

Свет в комнате Хейден был включен, дверь приоткрыта.

– Ты там, Марк?

Я осторожно заглянула внутрь. Он склонился над кроватью, вытаскивая одеяло из пододеяльника. На полу у его ног валялось другое постельное белье.

– Марк!

Он повернулся и потрясенно посмотрел на меня, как лунатик, которого внезапно разбудили.

– Что ты делаешь?

Секунды тянулись в молчании.

– Я… Я подумал, что белье грязное… Подумал, что нужно его поменять…

– Все в порядке, оно чистое. Я все перестирала перед отъездом.

– Господи… – Он натянуто улыбнулся. – Не знаю, что на меня нашло. Может, я превращаюсь в невротика, который боится грязи? Наверное, перегрелся сегодня на солнце.

– Марк…

– Правда. Не смотри на меня так, Стеф. Со мной все в порядке.

Я помогла ему запихнуть одеяло обратно в пододеяльник. От Марка пахло вином – похоже, он ехал домой пьяным.

– Мамуля… – В комнату притопала Хейден.

– Я ее уложу. – Марк потянулся к ней.

– Не надо, я сама. – Я подхватила Хейден на руки. Я не хотела, чтобы он к ней прикасался.

Малышка сунула палец в рот и ткнулась лбом мне в плечо – явный признак того, что она расстроена. Девочка чувствовала нарастающее в доме напряжение.

– Может, ляжешь спать, Марк? – Я заставила себя говорить подчеркнуто радостно. «Смотри, Хейден, мы одна большая счастливая семья, и твой папочка вовсе не сходит с ума, нет-нет-нет». – Тебе нужно отдохнуть, Марк. Особенно после… гм… И тебе же завтра на работу, да?

– Да. Точно. Ты права.

Наигранно улыбнувшись ему, я пошла с Хейден в кухню. Когда я вернулась в ее комнату, Марка там уже не было, но дверь в нашу спальню была закрыта. Хорошо. Я легла рядом с Хейден и прижалась к ней. Сегодня говорить с Марком бессмысленно. Он пьян. А завтра я уговорю его обратиться к врачу. Иначе… Иначе что? Я попрошу его уехать отсюда и пожить в другом месте, пока он не придет в себя? Могла ли я так поступить? Нет. Мы семья. Когда-то мы были счастливы вместе. И все было в порядке.

Хейден заворочалась во сне, сбрасывая одеяло, и разбудила меня. Я подхватилась, свалив на пол принцессу Эльзу. Постельное белье, с которым возился Марк, лежало в углу комнаты. Безвкусный оранжевый пододеяльник с серыми полосками – я бы такое Хейден ни за что не купила. Встав, я подошла к нему и встряхнула. Мятый пододеяльник был пыльным, местами краски потускнели. Откуда же он взялся?

Но я уже знала, что это за пододеяльник. Он принадлежал Зоуи. Должен был принадлежать Зоуи.

Я свернула его и пошла на первый этаж. В кухне я сунула его в мусорный пакет и, впервые не задумываясь о том, какие опасности подстерегают меня снаружи, пошла к мусорному баку. Приподняла лежавший там пакет с мусором, бросила пододеяльник в лужу мерзкой зловонной жидкости на дне, накрыла чужим пакетом и захлопнула крышку.

Я уже устал отводить глаза, когда Санте смотрит на меня, поэтому с облегчением вздыхаю, когда во дворе начинает мяукать кошка, а две огромные псины срываются с подстилки и начинают ломиться в дверь, заходясь лаем. За окном испуганно кудахчут куры. По крайней мере, теперь у меня есть повод отвернуться.

Психотерапевт принимает у себя дома в Боттелари, небольшом поселении к северу от Кейптауна. Я думал, что в южном пригороде найдется по два психотерапевта на каждую семью среднего достатка, но Санте Жубер оказалась единственным психотерапевтом, сотрудничавшим со страховой компанией нашего захолустного колледжа. И единственной, кто смог записать меня на прием. Конечно, меня за пять минут записали бы к любому психиатру, но я не хочу принимать препараты. Мое состояние – чем бы оно ни было – нельзя просто устранить таблетками. Раньше я такое уже пробовал, и это не сработало.

– У меня нет галлюцинаций, Стеф, – сказал я. – Нет психоза. Я не опасен.

Она прижала к себе Хейден и прошипела:

– Тогда почему твоя дочь плачет? И почему ты кричишь на меня?

– Я не кричу! – заорал я и осекся.

Какая банальная сцена – она разыгрывалась уже миллионы раз в миллионах разрушающихся несчастных семей. Как я банален! Сплошные клише.

– Чего ты от меня хочешь, Стеф? – мягко спросил я, поднимая руки. – Что мне сделать, чтобы ты поверила мне?

– Дело не в доверии, Марк. Я волнуюсь за тебя, вот и все. Понимаешь?

– Тогда что? Что мне сделать? – Я посмотрел на Хейден и понизил голос, будто так она меня не услышит. – С самого нашего возвращения ты не позволила мне ни минуты провести с ней.

– Я знаю, что сейчас на тебя многое навалилось. Может, есть много непроработанных травм, мыслей, которые ты подавлял. Тебе будет полезно поговорить об этом.

Я не могу понять, что отражается на ее лице – сочувствие или испуг.

– Мы просто хотим, чтобы тебе стало лучше.

А все потому, что я дождался, пока Стеф уснет, и достал постельное белье Зоуи из мусорного ящика. Я хотел его постелить. Я знаю, что от меня нужно Зоуи, но не могу объяснить этого Стеф. Я лишь пытался успокоить дух Зоуи. Я скорблю по дочери – бога ради, такое нельзя пережить, горе обрушивается на тебя вновь и вновь, всякий раз с новой силой, и это никогда не прекратится. Стеф не понять моего горя. Если бы она потеряла Хейден, то могла бы бегать голой по улицам, кричать, рвать на себе волосы – и все бы ее поняли. Но когда я хочу почтить память своей дочери так, как считаю нужным, меня вдруг называют безумным.

«Это несправедливо!» – произнес в моей голове обиженный детский голосок, и эта горькая жалоба заставила меня почувствовать себя чужим в этой семье. И я уже был готов поднять скандал, решить все раз и навсегда, отстоять свое право на скорбь, но в одно мгновение все переменилось. Стеф говорила и говорила, все больше выходя из себя, но тут Хейден перестала плакать, подняла мордашку от плеча Стеф, раздвинула упавшие на глаза волосы и посмотрела на меня в образовавшуюся щелочку. Я помахал ей рукой и улыбнулся – я всегда так делаю, когда вижу ее. И она улыбнулась в ответ – робко, но доверчиво.

– Я хочу все исправить, – сказал я.