весьма сомнительно), балто-славянских и неиндоевропейских языков, имеют лишь незначительные различия, поэтому я собрал все эти языки в одну группу, названную SAE, или Standard Average European (среднеевропейский стандарт).

Ту часть исследования, которая представлена здесь, можно кратко сформулировать в двух вопросах: 1) являются ли наши представления времени, пространства и материи в действительности одинаковыми для всех людей, или они до некоторой степени обусловлены структурой данного языка и 2) существуют ли видимые связи между а) нормами культуры и поведения и б) основными лингвистическими категориями? Я отнюдь не утверждаю, что существует прямая корреляция между культурой и языком и тем более между этнологическими рубриками, как, например, сельское хозяйство, охота и т. д., и такими лингвистическими рубриками, как флективный, синтетический или изолирующий[71]. Когда я начал изучение данной проблемы, она вовсе не была так ясно сформулирована и у меня не было никакого представления о том, каковы будут ответы на поставленные вопросы.

Множественное число и счет в SAE и в хопи

В наших языках, т. е. в SAE, множественное число и количественные числительные применяются в двух случаях: 1) когда они обозначают действительно множественное число и 2) при обозначении воображаемой множественности или, более точно, хотя менее выразительно, при обозначении воспринимаемой нами пространственной совокупности и совокупности с переносным значением. Мы говорим ten men (десять человек) и ten days (десять дней). Десять человек мы или реально представляем или, во всяком случае, можем себе представить этих десятерых как целую группу[72], например десять человек на углу улицы. Но десять дней мы не можем представить себе реально. Мы представляем реально только один день, сегодня, остальные девять (или даже все десять) – только по памяти или мысленно. Если десять дней и рассматриваются как некая группа, то это воображаемая, созданная мысленно группа.

Каким образом создается в уме такое представление? Таким же, как и в случаях с ошибочным представлением, послужившим причиной пожара, ввиду того что наш язык часто смешивает две различные ситуации, поскольку для обеих имеется один и тот же способ выражения. Когда мы говорим о ten steps forward (десяти шагах вперед), ten strokes on a bell (десяти ударах колокола) и о какой-либо подобной циклической последовательности, имея в виду times (несколько раз), у нас возникает такое же представление, как и в случае десяти дней. Цикличность вызывает представление о воображаемой множественности. Но сходство цикличности с совокупностью необязательно возникает в восприятии раньше, чем это выражается в языке, иначе это сходство наблюдалось бы во всех языках, чего на самом деле нет. В нашем восприятии времени и цикличности содержится что-то непосредственное и субъективное: в основном мы ощущаем время как что-то «становящееся все более и более поздним». Но в нашем привычном мышлении, т. е. в мышлении людей, говорящих на SAE, это отражается совсем иным путем, который не может быть назван субъективным, хотя и осуществляется в мыслительной сфере. Я бы назвал его объективизированным, или воображаемым, поскольку он построен по моделям внешнего мира. В нем отражаются особенности нашей языковой системы. Наш язык не проводит различия между числами, составленными из реально существующих предметов, и числами самоисчисляемыми. Сама форма мышления обусловливает то, что и в последнем случае, так же как и в первом, числа составляются из каких-то предметов. Это и есть объективизация. Понятия времени утрачивают связь с субъективным восприятием «становящегося более поздним» и объективизируются как исчисляемые количества, т. е. отрезки, состоящие из отдельных величин, в частности длины, так как длина может быть реально разделена на определенные единицы. Длина, отрезок времени мыслится в виде одинаковых единиц, подобно, скажем, ряду бутылок.

В языке хопи положение совершенно иное. Множественное число и количественные числительные употребляются только для обозначения тех предметов, которые образуют или могут образовать реальную группу. Там не существует воображаемых множественных чисел, вместо них употребляются порядковые числительные в единственном числе. Такое выражение, как «десять дней», не употребляется. Эквивалентом его служит выражение, указывающее на процесс счета. Таким образом they stayed ten days (они пробыли десять дней) превращается в «они прожили до одиннадцатого дня» или «они уехали после десятого дня». Ten days is greater than nine days (десять дней больше, чем девять дней) превращается в the tenth day is later than the ninth (десятый день позже девятого). Наше понятие «продолжительность времени» рассматривается не как фактическая продолжительность или протяженность, а как соотношение между двумя событиями, одно из которых произошло раньше другого. Вместо нашей лингвистически осмысленной объективизации той области сознания, которую мы называем «время», язык хопи не дал никакого способа, содержащего идею «становиться позднее», являющуюся сущностью понятия времени.

Cуществительные, обозначающие материальное количество в SAE и хопи

Имеются два вида существительных, обозначающих материальные предметы: существительные, обозначающие отдельные предметы, и существительные, обозначающие вещества: water, milk, wood, granite, sand, flour, meat (вода, молоко, дерево, гранит, песок, мука, мясо). Существительные первой группы относятся к предметам, имеющим определенную форму: a tree, a stick, a man, a hill (дерево, палка, человек, холм). Существительные второй группы обозначают однородную массу, не имеющую четких границ. Существует и лингвистическое различие между этими двумя группами: у существительных второй группы отсутствует множественное число[73], в английском языке перед ними опускается артикль, во французском ставится партитивный артикль du, de, la, des. Это различие гораздо ярче выступает в языке, чем в действительности. Очень немногое можно представить себе как не имеющее границ: air (воздух), иногда water, rain, snow, sand, rock, dirt, grass (вода, дождь, снег, песок, горная порода, грязь, трава). Но butter, meat, cloth, iron, glass (масло, мясо, материя, железо, стекло), как и большинство им подобных веществ, встречаются не в безграничном количестве, а в виде больших или малых тел определенной формы. Различие это в какой-то степени навязано нам потому, что оно имеется в языке. В большинстве случаев это оказывается так неудобно, что приходится применять новые лингвистические способы, чтобы конкретизировать существительные второй группы. Отчасти это делается с помощью названий, обозначающих ту или иную форму: stick of wood, piece of cloth, pane of glass, cake of soap (брусок дерева, лоскут материала, кусок стекла, брусок мыла); гораздо чаще с помощью названий сосудов, в которых находятся вещества, хотя в данных случаях мы имеем в виду сами вещества: glass of water, cup of coffee, dish of food, bag of flour, bottle of beer (стакан воды, чашка кофе, тарелка пищи, мешок муки, бутылка пива). Эти обычные формулы, в которых of имеет явное значение «содержащий», способствовали появлению менее явных случаев употребления той же