в английском языке), дыхание, со всех сторон, фраза ʔaʔnɛhimǝ (Великое нечто) и т. д. Отсутствие единой лексемы для излюбленного этнологами слова «мана» тоже не означает отсутствия представлений о тонкой, вездесущей, безличной силе.

д) Верное понимание нематериальных ценностей культуры

Нелингвистический подход к культуре хопи или даже поверхностный тип лингвистического подхода может дать представление о том, что религия состоит в основном из внешнего церемониала, а внутренние реализации и внутренние состояния неважны. Но религия хопи, изученная через язык хопи, дает иную картину. Как и во всем мировоззрении хопи, в ней в значительной степени подчеркивается внутренняя психическая активность, а внешние обряды выступают в роли симптомов внутренних состояний, хотя симптомы рассматриваются как важные гарантии того, что внутренняя работа религиозной общины выполняется должным образом, и как необходимые для действенной мобилизации индивидов в мощную группу единомышленников и братьев по духу. Язык изобилует терминами, обозначающими сосредоточение ума, различные режимы психического действия и существования и т. д.; эти термины и идеи часты в ритуале, в публичных выступлениях вождей и т. д. Терминология и фразеология тоже свидетельствуют о том, что акцент делается не на внутреннем опыте рецептивного и пассивного типа (внутренние восприятия, чувства, религиозные эмоции, видения, послания, откровения), хотя есть и такие слова, а на проективном и динамическом (направление воли, благое намерение, обладание силой, сосредоточенная мысль как достаточная причина, мыслительная деятельность, направленная на религиозную цель, и т. д.). Благодаря акценту на воле и мысли, а не на восприимчивости, чувстве или ощущении религию и, собственно, всю нематериальную культуру можно назвать телистической и интеллектуальной – разумеется, в ее собственных, а не наших интеллектуальных терминах. Но при нелингвистическом подходе это легко упустить, а обилие ритуала противопоставить другим религиозным культурам, имеющим характер видения-поиска, так, чтобы возникло ощущение пустого формализма. О внутренней работе мало говорят, она мыслится в лингвистических и квазилингвистических формах, которые легко всплывают в невинном обсуждении значений, когда слишком острые вопросы о том, что человек думает во время церемоний, ни к чему не приводят. Исследователь, использующий только английский язык, часто не может узнать, что туземец думает, если не прибегнет к методу прямого опроса. Но при опросе, увы, благосклонность хопи может с легкостью обернуться уклончивостью.

Отношение норм поведения и мышления к языку[70]

Люди живут не только в объективном мире вещей и не только в мире общественной деятельности, как это обычно полагают, они в значительной мере находятся под влиянием того конкретного языка, который является средством общения для данного общества. Было бы ошибочным полагать, что мы можем полностью осознать действительность, не прибегая к помощи языка или что язык является побочным средством разрешений некоторых частных проблем общения и мышления. На самом же деле «реальный мир» в значительной степени бессознательно строится на основе языковых норм данной группы… Мы видим, слышим и воспринимаем так или иначе те или другие явления главным образом благодаря тому, что языковые нормы нашего общества предполагают данную форму выражения.

Э. Сепир

Опубликовано в: Language, culture, and personality (Menasha, Wis.: Sapir Memorial Publication Fund, 1941). P. 75–93. Статья была написана летом 1939 года.

Вероятно, большинство людей согласится с утверждением, что принятые нормы употребления слов определяют некоторые формы мышления и поведения, однако это предположение обычно не идет дальше признания гипнотической силы философского и научного языка, с одной стороны, и модных словечек и лозунгов – с другой.

Ограничиться только этим – значит не понимать сути одной из важнейших форм связи, которую Сепир усматривал между языком, культурой и психологией и которая кратко сформулирована в приведенной выше цитате.

Мы должны признать влияние языка на различные виды деятельности людей не столько в особых случаях употребления языка, сколько в его постоянно действующих общих законах и в повседневной оценке им тех или иных явленийa.

Обозначение явления и его влияние на действия людей

Я столкнулся с одной из сторон этой проблемы еще до того, как начал изучать Сепира, в области, обычно считающейся очень отдаленной от лингвистики. Это произошло во время моей работы в обществе страхования от огня. В мои задачи входил анализ сотен докладов об обстоятельствах, приведших к возникновению пожара или взрыва. Я фиксировал чисто физические причины, такие как неисправная проводка, наличие или отсутствие воздушного пространства между дымоходами и деревянными частями зданий и т. п., а результаты обследования описывал в соответствующих терминах. При этом я не ставил перед собой никакой другой задачи. Но с течением времени стало ясно, что не только сами по себе эти причины, но и обозначение их было иногда тем фактором, который через поведение людей являлся причиной пожара. Фактор обозначения проявлялся яснее всего тогда, когда мы имели дело с языковым обозначением, исходящим из названия, или с обычным описанием подобных обстоятельств средствами языка.

Так, например, около склада так называемых gasoline drums (бензиновых цистерн) люди ведут себя соответствующим образом, т. е. с большой осторожностью; в то же время рядом со складом с названием empty gasoline drums (пустые бензиновые цистерны) люди ведут себя иначе: недостаточно осторожно, курят и даже бросают окурки. Однако эти empty (пустые) цистерны могут быть более опасными, так как в них содержатся взрывчатые испарения. При наличии реально опасной ситуации лингвистический анализ ориентируется на слово «пустой», предполагающее отсутствие всякого риска. Возможны два различных случая употребления слова «пустой»: в первом случае оно употребляется как точный синоним слов null, void, negative, inert (порожний, бессодержательный, бессмысленный, ничтожный, вялый), а во втором – в применении к обозначению физической ситуации, не принимая во внимание наличия паров, капель жидкости или любых других остатков в цистерне или в других емкостях. Обстоятельства описываются с помощью второго случая, а люди ведут себя в этих обстоятельствах, имея в виду первый случай. Это становится общей формулой неосторожного поведения людей, обусловленного чисто лингвистическими факторами.

На лесохимическом заводе металлические дистилляторы были изолированы смесью, приготовленной из известняка, именовавшегося на заводе центрифугированным известняком. Никаких мер по предохранению этой изоляции от перегревания и соприкосновения с огнем принято не было. Дистилляторы находились некоторое время в работе, и однажды пламя под одним из них достигло известняка, который, ко всеобщему удивлению, начал сильно гореть. Поступление паров уксусной кислоты из дистилляторов способствовало превращению части известняка в ацетат кальция. Последний при нагревании разлагается, образуя ацетон, который воспламеняется. Люди, допускавшие соприкосновение огня с изоляцией, действовали так потому, что само название limestone (известняк) связывалось в их сознании с понятием stone (камень, который не горит).

Огромный