вились спиралями и складывались пополам. За десятки лет они тоже окрасились в рыжий и пахли окисью железа.

— Интересно, кто еще разгадал первую загадку? — Дэвид впервые нарушил молчание после того как разодрал глотку криком. С тех пор прошло много времени, он даже не знал сколько — очень много. Сильно хотелось спать и порой удавалось вздремнуть прямо на ходу. В такие моменты Дэвид совсем переставал думать, оставив работать только ноги и, конечно же, глаза. — Те мародеры были не сильно похожи на отгадывателей загадок. Странно, что они догадались. Я вот не догадался. — Дэвид встал на месте и задрал голову, пытаясь рассмотреть, что там, наверху. Ветер стал сильнее и быстрее, и ему показалось, что он складывается в музыку. — Интересно, а когда рассвет? Станет светлее, когда взойдет солнце?

— Никто из них ничего не отгадывал, — ответил Андрей, пропустив остальные вопросы мимо ушей. Он в который раз сверился с картой, искренне надеясь, что правильно определил отправную точку. Если он ошибся, петлять им по скалистой паутине до скончания веков. — Неужели ты думаешь, что эти идиоты догадались о пустых сосудах по ошибке на дисплее? Полная чушь. Все ответы уже давно слили в сеть. Просто им хватило ума выбрать правильный.

Ветер подметал стены, заставляя воздух клубиться пылью и блестеть. В пещерах было не так холодно — не меньше пятнадцати градусов по Цельсию. Так что блестели не кристаллы льда, а что-то другое. Дэвид прибавил обогрев казенной куртки, решив подумать об источнике блеска чуть позже. Или спросить об этом Андрея — он-то точно должен знать. Но спрашивать его было неприятно, опять скажет что-нибудь обидное, не потому, что хотел обидеть, а потому что сам по себе такой.

Ветер снова запел какую-то мелодию. На этот раз более отчётливую. В этой мелодии он просил о чем-то и одновременно уверенно требовал. По крайней мере, Дэвиду так показалось.

— Как это — слили в сеть? — спросил он. — Зачем?

— Ты удивишься, сколько сообществ обсуждают возможные ответы в сети, — Андрей остановился между развилкой — тьмой справа и тьмой слева. Каньоны становились не такими глубокими, ветер в них разгонялся и выл. — Люди с удовольствием делятся своими ответами. Вообще, помогать друг другу — это отличительная черта цивилизованного общества. Каждый хочет помочь ближнему.

— А как же… — Дэвид хотел возразить Андрею, не заметив в его голосе явный сарказм.

— Чем больше людей дойдут до второго этапа, тем больше шансов, что ты пройдешь в следующий. Сегодня помог ты — завтра помогут уже тебе, — у Андрея не осталось сил расшифровывать свои речи. Честно сказать, силы у него были на исходе. Ему гораздо проще было говорить на языке насмешек: над Дэвидом, над собой, над их ситуацией. Снисходительность к реальности была его естественным состоянием, вот только с Дэвидом так каши не сваришь. Пришлось говорить прямо. — Правило взаимопомощи будет работать только до предпоследней загадки. Или последней… да, скорее всего, последней.

— Почему?

— Никто не захочет делиться выигрышем в самом конце пути. В этом нет никакого смысла.

— Безумие и сны, — сказал Дэвид, уныло волоча ноги. — Мне кажется, в этом мире их очень много. Теперь еще и отсутствие смысла. Плохо.

— Ты прав, — усмехнулся Андрей, взглянув на Дэвида с интересом, тоже из последних сил. — Только побереги свои светлые мысли для особенных случаев. Чую, у твоих озарений все-таки есть лимит.

Дэвид резко остановился, чуть не врезавшись в Андрея, потому что тот тоже резко остановился.

— Но как они знают, что ответ правильный? — спросил он.

— Никто ничего не знает. Все слепые, как новорожденные котята, — Андрей повернул назад, решив, что все-таки выбрал не ту развилку. — Сотни потенциальных ответов ведут к сотне новых путей. И только один из них правильный. Вторая отгадка породит еще с сотню ложных путей и так далее. К концу гона к финалу придет какая-то жалкая часть, другие обманутся.

— В гоне участвует много народу. Очень много. Почти вся планета.

— Поэтому эта жалкая часть будет состоять из целой толпы. Я удивлюсь, если у последней черты окажется только пара человек, а не пара тысяч.

— Или дроидов, — поправил Дэвид, а Андрей скривился от этих слов.

Дэвид потянул носом, будто хотел почувствовать запах музыки, доносимой до его слуха. Наверное, именно так сделал бы Кубик, если бы мог. Он часто пробует то, что попробовать нельзя и слышит, что не может издавать звуки. Общение с интеллектом рождало в Дэвиде странные порывы. Ему показалось, что так он слышит музыку гораздо лучше. Они прошли еще пару десятков метров, а, быть может, и сотен, и музыка вдруг оборвалась. Дэвид расстроился. Мелодия была красивой.

— Мне кажется, она была похожа на колыбельную, — сказал он Андрею, кутая подбородок в ворот куртки.

— Что именно?

— Музыка.

— Я ничего не слышу.

— Сейчас музыки нет, но она еще звучала пару километров назад.

— Тебе показалось. Это ветер.

— Это не ветер. У меня хороший слух.

— Да, твоя генетика дала тебе хороший слух, силу и реакцию, но вот над количеством мозгов прогадала, — Андрей слишком устал, чтобы вести пустые разговоры. Но и для правды выбрал время не подходящее. — Сомневаюсь, что те звуки, которые ты услышал в ветре — музыка.

Когда он почувствовал толчок в спину, у него сперло дыхание и тело завалилось вперед. Дэвид подхватил его за плечи у самой земли, не дав упасть. Он подбросил Андрея вверх, словно пушинку, развернул к себе лицом, взял за грудки и впечатал в каменную стену пещеры. Андрей сжал зубы, почувствовав, как между лопаток впился острый камень.

— Хватит! — закричал он. — Хватит называть меня тупым!

— Я и не начинал, — спокойно ответил Андрей, выдохнув в кривую гримасу Дэвида клубок пара. Уж больно она была близка. — Или тебя нервирует, что я продолжаю за других?

— Просто я такой! Такой! Я не тупой! У меня коэффициент G-87, это много!

— Не для этого гона, приятель.

— Вы плохой, плохой… — Дэвид подбирал слова, но удавалось не важно. — И злой… и не любите ничего, никого!

— С чего ты взял?

Дэвид дышал шумно и громко и говорил сбивчиво, отчего стало понятно, что аргументов Андрей не дождется. На злом лице телохранителя отчетливо читалось, что тот все-таки имеет к нему парочку претензий. Возможно, он услышит их позже.

Прямо сейчас он мог превратиться в отбивную, но Андрей не привык менять взгляды на жизнь только чтобы избежать парочки оплеух. По крайней мере, настолько быстро.

— А, впрочем, ты прав. Я не люблю дроидов, это чертово солнце и эту