и не смог пройти мимо. Он спустился вниз и выразил мнение, по которому музыка Патрика не могла считаться достойным вкладом в марсианскую культуру. Андрей никогда не слышал, чтобы дроиды умели так материться. Дэвиду пришлось несколько раз произнести слово «закон», протыкая пальцем воздух, чтобы предотвратить новый конфликт.

— Вот она, моя малышка, — Патрик обошел сбоку ударную установку и уселся в центре.

Андрей поежился, кутая голодное тело в куртку. Посреди такого ветра климатическая система одежды начала давать сбои — его бросало то в жар, то в холод, промозглый воздух забирался в складки и отверстия на рукавах и шее. Сколько не запахивай — никуда не деться от этого ветра. Он приходил с главного северного туннеля, большого и широкого, как глотка синего кита, сталкивался с другими потоками из двух соседних, делал несколько кругов в стыковочном «кольце» перекрестка, разгонялся и уходил в четвертый тоннель, который, в свою очередь, делал музыку такой громкой, что можно было оглохнуть.

Можно ли назвать это музыкой Андрей не знал. В нотах он не разбирался, да и за все время не разобрал ни одной складной мелодии. Вильгельм сел на каменный пол, зажал слуховые отверстия ладонями и качался взад-вперед. Подперев плечом стену, Андрей склонил голову и приложил ухо к камню. Так он меньше слышал — зажать уши, следуя примеру Вильгельма, он не решился. Ведь Дэвиду, похоже, нравилось. Он пританцовывал правой ногой и улыбался, изредка поглядывая на следопыта. Тот улыбался в ответ и одобрительно качал головой. Если он зажмет уши, Дэвид, еще чего, обидится, а второго отца с такой знаменитой биографией у Андрея больше не было.

Патрик взмахивал руками, из указательных пальцев у него торчали палочки — нановолокна его кибернетических рук имели настройки принятия форм. Он ударял ими по широким барабанам, дотягиваясь даже до самых далеких — практически в двух метрах от него. Затем обязательно слышался лязг — здесь уже досталось блестящим «тарелкам». Андрей не разбирался в инструментах, ровно так же, как и в нотах. Он был рад, когда это, наконец, закончилось.

— Вы очень хорошо играете, господин музыкант, — довольно отозвался Дэвид, единственный, не считая Патрика, кому все это пришлось по вкусу. — Спасибо, что дали послушать нам. После концерта принято отмечать, я слышал. Так мне рассказывали друзья. Обычно я приходил только на вторую часть, где уже нет музыки. Теперь знаю, что зря.

— Музыка делает гражданина особенным, — гордо возвестил Патрик, превращая палочки на руках снова в пальцы. Они втянулись, шевеля нановолокнами, сменив прозрачный хрустальный на черный. — Не грех и отметить. У меня есть сухпайки. Для ценителей моего творчества ничего не жалко.

Видимо, таковых было не много, догадался Андрей, иначе Патрик не был бы таким щедрым. Или статус Дэвида сделал его более отзывчивым, или его одобрение. Восхищенное внимание сделало Патрика сговорчивым. По тому, как он дрался, музыкант вовсе не походил на человека, который охотно делает уступки. За помощь Андрей готов был похвалить что угодно, даже его лысую голову.

— Господин Вильгельм Даосский обещал нам сосиски, — напомнил Дэвид и повернулся к сидящему на каменном полу пещеры дроиду: — Вы еще не передумали нас угощать, господин повар?

— Я имею прямую цель доказать, что моя кулинария не хуже этих звуков… — Вильгельм встал и хотел было выпятить грудь, провозгласив точную характеристику услышанному, но передумал, покосившись на кибернетические руки Патрика. — Мой лагерь находится наверху. Здесь, увы, не развести костер.

Музыкант уже сворачивал установку. Удивительно ловко и удивительно быстро. Как оказалось, половина ее была всего лишь голограммой, имеющей очень чувствительные сенсоры движения. Может, сенсоры чувствовали и ветер тоже?

— Все мои вещи здесь, — сказал он, выкатывая из скалистой тьмы байк, горой нахлобученный вещами. — Я бы не отказался от сосисок. И сказал бы, вкусные они или противные. Честно бы сказал — не из зависти, как делают некоторые.

Выбраться на поверхность не составило труда — от зубца Тритона шла удобная непрерывная тропка, многократно протоптанная туристами. Вверх и вверх — упорно и утомительно, но все же лучше, чем прыгать по скалам, норовя свалиться вниз.

Лагерь Вильгельма, как и обещалось, находился неподалеку.

На горизонте показалась едва заметная полоска рассвета, еще не алого и не синего — белесого, превращавшего ночь в предрассветные сумерки. Холод не отступал. Напротив, казалось, стал еще зубастее. Ночная жизнь пустыни притихла, то ли почуяв начало нового дня, то ли окоченев окончательно.

Андрей сидел прямо на земле, подогнув под себя ноги и вытянув руки к огню. Иногда жар ласкал кожу до боли, но следопыт не спешил одергивать ладони, будто копил его про запас. Дэвид уместился рядом, закинув Кубик между лопаток, чтобы тому не было слишком жарко. Он не знал, какую температуру тот может выдержать, а сам разум молчал. «Он вас стесняется», — пояснил служитель порядка, погладив черные грани многогранника, как тельце домашнего зверька.

У Вильгельма здесь уже стояла палатка, несколько мешков поклажи, походная станция, очищающая его схемы от пыли и байк, который он не побоялся оставить в одиночестве, когда его сенсоры уловили звуки музыки. В пище и воде он не нуждался, источником энергии ему служил ядерный сквоч.

Интерактивным костром поделился Патрик, явно желающий сохранить свои сухпайки. Бесплатное угощение смягчило даже самое обидчивое сердце, хотя Патрик утверждал, что оно у него тоже кибернетическое. Ускорители метаболизма изнашивали органы, так что ему было чем похвастаться — левую почку и часть печени пришлось тоже заменить. Вполне возможно, было и еще что-то, что Андрей пропустил мимо дремлющего внимания. Он уже клевал носом, когда послышалось шипение сгоравшего жира. Острый запах вкусной еды ударил в нос, заставив его проснуться.

— Обычно я готовлю прямо в себе, но на открытом огне получается вкуснее, — Вильгельм нанизал мясо на шампуры, для этого он открутил запястья и вставил их туда. Шампуры вертелись медленно, прожаривая мясо равномерно, до золотистой корочки. От этого запаха кружилась голова и рот наполнялся слюной. Андрей вдруг в полной мере почувствовал, насколько сильно он голоден. — Я добавил специальные специи. Всегда подбираю пропорции сам, у меня встроены рецепторы с распознаванием вкуса FK-187, более современных на Марсе не найти. Мои блюда набирают не меньше двухсот баллов по шкале человеческого восторга. Скоро сами узнаете.

Когда заслонка в корпусе Вильгельма плавно откатилась назад, никто не удивился. Когда из его нутра начал валить холодный пар, как из холодильника, ни у кого это так же не вызвало никаких подозрений