всё делал, потом ложился и засыпал за тридцать секунд, а сейчас не могу и за час?

– Это старость, – не оборачиваясь, ответил Лазарев. – Можешь уже не надеяться, лучше не станет.

– Ужас какой-то, – не желая соглашаться с Алексеем Петровичем, покачал головой Кириллов. – Я сначала полчаса просто лежу с закрытыми глазами. Потом ещё полчаса плохо думаю про того, кто меня разбудил. Потом ещё полчаса придумываю ему месть. Мщу ему в мыслях страшно и жестоко, и уже только после этого… Нет, не сплю. Начинаю хотеть есть и пить, лезу в телефон, включаю телевизор…

– Точно старость. – Лазарев пощёлкал «мышкой», откатился немного от стола, развернулся и откинулся в кресле так, что уже практически лежал. – Именно поэтому я давно не дежурю – тревожность и бессонница выматывают беспредельно.

– Не дежуришь ты потому, что у тебя шунтирование, – разоблачающим тоном объяснил Кириллов, – а не потому что ты устал и состарился.

– И это тоже, – согласился Алексей Петрович. – Всё одно к одному. Чего пришёл-то, Николай Дмитриевич? У нас сегодня наркозов не намечается, да и в реанимации проблем с утра не было.

Кириллов откашлялся, всем своим видом показывая, как тяжело будет сказать сейчас, ради чего он здесь.

– Если честно, пришёл к вам отсидеться, – ответил он Лазареву. – Я там не могу больше находиться. Зарок дал – не материться на терапевтов. Они ж как дети малые, не соображают, чего несут порой. А если не материться, то проще уйти оттуда, потому что не смогу, не сдержусь, слово нарушу, с Шубиной в хлам разругаемся.

– Не сошлись в толковании очередной редакции клинических рекомендаций? – усмехнулся Лазарев.

– Ещё бы они их читали! – возмутился Кириллов. – У нас дед лежит, вы про него не слышали, наверное. Кардиологический дед, с нарушением ритма. Потихоньку чудил, всё ж таки почти восемьдесят лет. Чтобы не буянил, мы ему нашими способами поспать дали, он сегодня выспался, глаза открыл и давать орать: «Бомба! Бомба!» Доорался до хрипоты. И тут Шубина пришла, посмотрела его и говорит: «Надо к нему невролога вызвать, он со мной шёпотом общается». Я ей пытаюсь объяснить – и вижу, что она не понимает. Уже и компьютерную томографию головы собралась делать, и какое-то УЗИ всего деда. Я решил – лучше уйду. Потому что это не для моих нервов.

– А при чём здесь пляжное настроение? – решил уточнить Миша. – Это тоже к Шубиной относится?

– Пляжное – потому что в реанимации опять песка по колено на полу, – довольно агрессивно объяснил Николай. – Очередной ваш алкаш, который позавчера ночью поступил, «белочку» поймал, девчонки сразу не увидели ночью. Он выбраться решил, выдрал половину уплотнителя из клинитрона, запутался и в нём, и в мембране. Если бы упал – костей не собрали бы. Пока барахтался, рассыпал ведра два песка, не меньше. Он же в пьяном виде печь бензином растапливал, я правильно помню? Вот таким надо сразу в «Винлабе» по акции динамит продавать. «Кто купил две бутылки водки – динамит для растопки печи в подарок!»

Добровольский сначала рассмеялся, а потом представил в красках ночной психоз – тень в клинитроне посреди полумрака зала, светящиеся аппараты, летящие в стороны пригоршни песка.

– «Песочный человек», – сказал он Кириллову. – «Человека-паука» надо звать.

– Наша Таня Осокина круче «человека-паука». Пришла с перекура, чуть не навернулась там сослепу в полумраке на этом песке, в одиночку его завалила обратно. Потом они уже вдвоём с санитаркой руки и ноги ему прификсировали, простыню под мышками пропустили. Круче психушки вышло. Профессионалы. Только перетянуть простыню под ним не смогли, клинитрон пришлось отключить. Сейчас надо там порядок наводить. Вы поможете его на каталку выкинуть, чтобы я с клинитроном поработал?

Максим с Михаилом переглянулись и синхронно кивнули.

– Когда?

– Да хоть сейчас. – Кириллов встал. – Если работы нет, то пойдём.

Добровольский и Москалёв встали и вышли вслед за Николаем. В реанимационном зале их жестом остановила санитарка, указав на пол.

– Очень осторожно, – предупредила она крайне серьёзным тоном.

Максим попробовал пол перед собой так, как пробуют воду, прежде чем в неё войти. Нога скользила, как по льду.

– Ниже пола не упадёшь, – слегка подтолкнул его в спину Кириллов. – Идти всё равно придётся. Галя, почему не пропылесосили до сих пор?

Санитарка, которой было на вид не меньше пятидесяти, запросто отозвалась на «Галю» и угрюмо ответила:

– Он опять буянил. Я уже два раза вокруг пылесосом прошла, а он дрыгался, как клоун, накидал ещё. У меня даже в карманах песок.

Она в подтверждение вынула из кармана ладонь, покрытую тонким слоем белесоватых песчинок.

– В карманах? – сочувственно спросил Кириллов. – Какой кошмар… – Он покачал головой и вдруг гневно добавил: – Так какого хрена не убрано? Мне башку здесь разбить, что ли? Я вам пылесос из дома принёс не для того, чтобы вы мне сто причин нашли не убираться. Быстро песок собрала!

Галя кинулась в подсобку и через несколько секунд вернулась оттуда с большим жёлтым пылесосом. Спустя мгновение он завыл, как авиационный двигатель. Санитарка принялась убирать с пола практически невидимый, но от этого не менее скользкий кварцевый песок. Пару раз она от собственного усердия поскользнулась, но устояла на ногах, ухватившись за борта клинитрона.

Человек, лежащий в противоожоговой кровати, наблюдал за происходящим. Его безумный взгляд красных глаз был похож на взгляд лошади, которая косилась на винтовочный ствол. Добровольский спустя некоторое время понял, что пациент практически не моргает.

Свёрнутая в тугой канат простыня удерживала его от попыток подняться. Руки, привязанные тонкими поясами от халатов и нарезками из старых простыней, были напряжены до предела. Ногами он постоянно делал какие-то движения, словно пытаясь отползти – и там уже скопилась довольно большая куча песка, который он выгребал из-под фильтрующей мембраны.

– Ты уверен, что его надо отвязать и переложить на каталку? – засомневался Москалёв.

– А какие ещё варианты? Если этого не сделать сейчас, то он через пару часов просто утонет. – Кириллов был настроен решительно. – Собьёт всю мембрану вместе с бортиком. Флюидизация сейчас выключена. Какой тогда смысл вообще здесь находиться? Он может и на обычной кровати в отделении лежать. Давайте, не ленитесь.

– Может, ты ему что-нибудь… – пожал плечами Максим. – Чтобы он поспал, например.

Кириллов внял голосу разума. Медсестра пришла, ввела что-то в катетер. Пациент сначала перестал сучить ногами, потом постепенно упало натяжение всех простыней и закрылись глаза. Он задышал ровнее, медленнее.

– Довольны? – показал на него Николай Дмитриевич. – Теперь давайте, не спим. Морфин вечно действовать не будет.

Они отвязали спящего и втроём вытащили его на каталку, потом взяли в коробке на входе маски