Толстого в Посольский Приказ определить можно, зело разумеет, но мне подчинить. Пользу с него извлечь можно немалую, — Ромодановский словно подвел черту, и снова вернулся к делам казацким:

— Слободские полки твою руку примут, государь, но не сразу — старшина сейчас выгадывает, как и дворяне наши, момент, когда можно будет на сторону победителя перейти.

Алексей пожал плечами — он уже давно осознал, что большая часть только ждет, чтобы определилась ситуация и стал бы ясен один победитель — либо отец, или сын. Время играла на него — с каждым днем силы увеличивались, а вот у Петра оставались только те полки, что воевали в Финляндии. И положение с каждым днем будет хуже, как припасы кончаться, а завоза хлеба не будет — Алексей повелел ничего в Петербург не отправлять. Морить голодом население Ингерманландской губернии и тамошние войска с флотом ему посоветовали в Думе бояре.

— А вот донские казаки выступить могут сразу, ты атамана Ваську Фролова утверди — раз царская грамота Петра у нас. Свою грамоту отпишем. И ты им привилегии всяческие пообещай — тогда свои сотни нам на помощь отправят. Да атаманы Данило Ефремов и Ванька Краснощеков полки привести могут — они ведь из-за боязни расправы под царскую руку пошли, и против Кондрашки Булавина выступили.

— Грамоты казакам и еще одну гетману нынче отправить нужно. Пусть двинут самые боевитые полки, всех ополчать не нужно. Этого будет вполне достаточно. Нужно только до лета продержаться, а там и на Петербург походом пойти. Но было бы лучше, если царь Петр сам отступит, или за границу, в ту же Голландию уплывет. Или помрет в одночасье…

— Что было бы лучше всего, государь — долгая распря сил много оторвет и казну опустошит. Однако надеюсь, что самозванец душу свою вскоре на божий суд отправит — много у него недоброжелателей явных и тайных, многие нам в том помочь могут…

Глава 4

«Выглядят красиво, драгметаллов ювелиры не пожалели, и правильно — на государственных наградах нельзя экономить, они своим видом должны внушать уважение», — Алексей потрогал пальцами ордена, отодвигая один за другим в сторону. Пробную партию из нескольких десятков штук изготовили вручную, но очень быстро, умельцы постарались.

Сами кресты, на первый взгляд, выглядели одинаковыми и ничем не отличались между собой, если не брать в расчет размеры. Но между тем не имели ничего общего с тем орденом, что Алексей видел на рисунках в прошлой жизни, включали несколько степеней, соответственно представляли собой совершенно не ту награду, которая должна была появиться после смерти первого императора.

Большой крест, носимый на алой ленте, шел вместе с массивной серебряной звездой, но не шитой из серебряных бляшек, а цельной, сделанной из толстой пластины, а оттого и тяжелой. Лучи креста были покрыты красной эмалью, на этом все сходство заканчивалось. Маленьких двуглавых золотых «ореликов» между лучами не имелось, зато был один большего размера в центре, а медальон князя размещался у него в центре, вместо щитка.

Шейный, чуть меньше по размеру, полностью соответствовал Большому Кресту во всем остальном, но был легче. Да и звезда с лентой ему не полагалась. Зато по статуту этим двум степеням полагались особые знаки, символизирующие как бы дополнительное награждение, которые крепились к ушку на верхнем луче — мечи за боевое отличие и миниатюрную шапку Мономаха, как более высокую и значимую награду. Дальше Алексей решил не заморачиваться, однако предусмотрел, что крест и звезда первой степени могут быть украшены алмазами, а лучи представлять выточенные рубины. Однако, мысленно прикинув стоимость такой награды, он только ахнул и отложил воплощение замысла на более долгий срок.

Малый крест, уменьшенная копия шейного, уже носился на ленточке — это третья степень. Им должны были награждать исключительно офицеров за боевые заслуги, отчего между лучами шли миниатюрные мечи. Впрочем, два креста были без них — для приказных дьяков, если среди них найдутся рачительные, и не мздоимцы. Все же получение такой награды должно стать неплохим стимулом для приказных служащих.

Дальше шли знаки отличия, или донаты, как их называли — в золоте и серебре — для награждения «внетабельных чинов». Точно такие же размерам, как малый крест, они не были покрыты красной эмалью. Вот только по значимости они были не менее весомы — и как награда, и за привилегии, с оной получаемы. За каждый донат следовало не только повышение в чине с почетом, но уже низшая степень переводила награжденного в разряд «детей боярских». Высшая в золоте вела к производству в подпоручики, минуя чин прапорщика, и переводила такого кавалера уже в «жильцы», пусть и с несоответствием в чине. Кавалерский крест, кроме получения следующего чина, делал любого офицера потомственным дворянином, запись о том вносилась в столбовые книги. И соответственно этому выделялось поместье, вот только крестьян не приписывалось в «крепость»…

— Какие красивые кресты, — на плечи Алексея легли тонкие руки юной царицы, пришла к нему в кабинет, соскучилась — молодожены почти не расставались, у них был «медовый месяц».

— Это не просто кресты, Катя — сие есть социальная лестница, по которой наверх могут забраться очень многие из тех, кого считают выходцами из «подлого» состояния. Они станут самыми значимыми персонами — все те, кто готов сражаться за веру, царя и отечество, и положить за это свой живот. Столбовыми дворянами можно считаться только за военную службу и ратную доблесть, проявленную при ней. И кавалер оной награды пойдет впереди князя, если тот не удостоен такого же креста. Понимаешь?!

— Но дворян же много станет — как быть на всех с поместьями? Ведь не хватит! У тех же ляхов шляхты множество, чуть ли не каждый десятый, как мне отец говорил!

— Вся разница в том, что «указ о единонаследии» я отменять не буду. Дворянство обязано служить государству, за это и даются привилегии. Не желаешь служить мечом — тогда пером в Приказе пиши! Или мошной тряхни хорошенько — причем не раз и не два, если кто из заводчиков дворянство получит. А если совсем никчемный — пошел вон, не позорь сословие — работай в поте лица своего и плати подушную подать!

Из «столбцов» таких выписывать безжалостно — трутни не нужны. А не по нраву Россия — убирайся — никого силой держать не нужно, только достояние свое здесь оставит!

— Родовитые в обиде будут…

— Ущемления им никакого нет. Пусть воюют, кто им мешает, и доказывают державе свою полезность. И тем сохранят свое положение. Видишь ли, Катенька, опора