Крис после шопинга ждала его в морском ресторане «Марино», и Люк, увидев название, сжал зубы. Что за день сегодня такой? Сунул в карман новую пачку, выбрался из машины и зашел в дверь.

Девушка уже сидела, надув губы и попивая коктейль, – он опаздывал.

– Привет, котеночек, – Кембритч наклонился, поцеловал ее в щеку, провел рукою по обнаженному плечу. – Почему не заказала ничего?

– Ты опоздал, а вечером мы идем в клуб, – сердито напомнила она. – Мне надо выглядеть на миллион, у Лапицкого день рождения. Отвези меня домой, я тут сижу, как дура, жду тебя уже полтора часа.

– Остынь, детка, – раздраженно сказал Люк, и она тут же сморгнула с лица обиженное выражение. – Пошли в машину. Скажи спасибо, что я вообще приехал. С утра заходил папаша, жаждет пристроить меня в помощники к министру сельского хозяйства. Представляешь, Кембритч обсуждает годовые удои! Наши обхохочутся.

Крис уселась на сиденье, пристегнулась.

– Но это же круто, Луки! Мой отец тоже сначала был помощником прокурора, а потом сменил его. Прикинь, я буду подружкой министра. Буду вхожа во дворец!

Да, это было мечтой всех «золотых» мальчиков и девочек. Высмеиваемый в их компании, ядовито оплевываемый, поливаемый помоями мир аристократии и придворных был недостижимой мечтой. А что они говорили о новой королеве и ее муже… даже у искушенного Кембритча вяли уши.

При дворе работали и неаристократы, получали титулы, но за упорный труд или вклад в процветание отечества. А какой вклад могли сделать эти испорченные дети, даже работая на аристократов, если единственная функция их состояла в передаче информации между папашей и купленным им лордом?

– У министров не может быть подружек, – сказал виконт, подмигивая и выруливая на дорогу, – только жены. Иначе народ не поймет.

– О, Луки! – девушка раскраснелась. – Что ты хочешь сказать?

– Пока ничего, детка. – На лице ее разливалось разочарование. – Вот как заработаю министерский пост, так сразу все узнаешь.

Он достал сигарету, открыл окно, не обращая внимания на то, что подружка легко одета. Впрочем, она не жаловалась, да и вообще, судя по лицу, мыслями была где-то далеко, возможно, на их свадьбе. Спохватилась:

– Так ты пойдешь работать, Кембритч?

– Детка, да какой из меня работник? – он расхохотался. – Упаси боги, я тебя прошу, не смеши меня. Пошутил я. Тридцать пять лет не работал и не собираюсь, пусть папаша подавится своим наследством.

– Но так нельзя, – она разволновалась. Еще бы, без наследства зачем он ей нужен? – Люк, да все наши обзавидуются. Никто бы не отказался, поверь.

– Думаешь? – он посмотрел на нее с сомнением. Они остановились на светофоре, и Кембритч стряхнул в окно пепел.

– Вот вечером и спросим, – обрадованно сказала Валенская. – Увидишь, слюной истекут от злобы.

Она еще что-то говорила, но он не слышал ее. Потому что за шевелящей губами Крис, за стеклом своего авто он увидел остановившуюся рядом очень знакомую машину. И на водительском месте сидела принцесса Марина, в полумаске, коротко стриженная, но Люк сразу узнал ее. А кто еще мог вести его «Птенца»?

Она тоже курила, тоже стряхивала пепел в открытое окно и о чем-то живо разговаривала со своим спутником, а Люк глядел на ее подбородок, губы, на светлый ежик волос на затылке, когда Марина поворачивалась к собеседнику. И хотел, чтобы она обернулась к нему.

Светофор замигал зеленым, она затушила сигарету, взялась за руль, глянула налево и застыла. Люк не мог видеть, но увидел, как удивленно и гневно расширяются ее зрачки, как губы изгибаются, будто она собирается что-то сказать, и наклонил голову в знак приветствия, усмехнулся.

Марина нахмурилась и отвернулась, машина взревела и рванула вперед, будто она хотела посоревноваться. Или щелкнуть его по носу.

Да, отличный он купил автомобиль. Как будто выбирал специально под нее.

Марина

Мы вернулись с моря несколько дней назад прямо в мокрую, дождливую осень Рудлога. Василина была занята государственными делами, мы почти не общались, Мариан ходил какой-то таинственный, Каролина ухитрилась простыть сразу после возвращения и настойчиво болела.

На выходных мы планировали забрать Алинку из общежития и наконец-то встретиться, и все это было окутано такой конспирологией, что сделало бы честь любым заговорщикам. К выходным должна была вернуться и Полли, и я, признаться, скучала по своей неугомонной и энергичной сестричке. Она всегда ухитрялась заражать всех своей энергией, а мне это сейчас было нужно позарез.

Отец первый раз с момента переворота взялся за карандаш. Он создавал мемориал для мамы, комкал бумагу, сидел ночами, пропускал обеды и ужины и лихорадочно что-то чертил, рисовал, перерисовывал.

А я наконец-то нашла в себе силы и попросила Василину сходить со мной на мамину могилу.

Наше семейное кладбище было включено в сотню самых известных архитектурных памятников мира, но вход сюда частным посетителям был закрыт – только экскурсионные группы, только во второй половине дня. Поэтому мы пошли утром, и моросящий дождь с серым небом был бы вполне в тему. Но внезапно погода расщедрилась, разогнав облака и явив мокрой столице умытое, высокое и голубое осеннее небо, солнце, играющее в желтых и красных кронах деревьев, и холодный воздух, делающий все вокруг прозрачным и четким.

Склепы и усыпальницы начинались в дальнем углу дворцового парка и были наглядным пособием по изучению культуры разных эпох. Имелись здесь и древние курганы, под которыми покоились первые Рудлоги и к которым настойчиво не рекомендовалось приближаться по ночам – ходили слухи о свечениях и огромных призрачных фигурах, поднимающихся из-под земли. Не знаю, мы с Пол как-то давно летней ночью пробрались сюда, но то ли предки не хотели пугать двух глупых пра-пра– и так далее внучек, то ли слухи были всего лишь слухами, но ничего жуткого мы не увидели. Хотя все равно тряслись и повизгивали от любого шороха. Девочки вообще глупые создания.

Курганы были здесь еще тогда, когда не существовало ни Иоаннесбурга, ни дворца, но кому-то из предков надоело далеко ездить и устраивать поминальные жертвоприношения (не человеческие, хотя отдельные люди, признаться, так и просятся под нож), и этот мудрый предок возвел в трех километрах отсюда первый кремлин. Уже давно время поглотило его, оставив только поросший мхами фундамент, и кладбище разрослось до размеров маленького городка, и вокруг выросла столица, а курганы всё так же стояли, нависая над остальным архитектурным могильным буйством напоминанием о том, как мы жалки и ничтожны по сравнению с первыми потомками Красного.

Иногда я думаю: есть что-то символичное в том, что известная история нашей семьи началась на кладбище. Нас всех сюда тянуло. Мама говорила, что дедушка Константин, когда напивался, любил здесь гулять и разговаривать с нашими мертвыми. Уж не знаю, отвечали ли они ему, история об этом умалчивает. Надеюсь, что нет, – дед был алкоголиком, но не психом.