День выдался нетипично мягкий для этого времени года, так что я решаю прогуляться на север острова, к Северному маяку. Иду по узкой дорожке вдоль высоченного обрыва к неиспользуемой сирене, которая предназначена подавать сигналы судам во время тумана. Население Фэр-Айла примерно такое же, как на Папее, около семидесяти человек, и все они живут на юге острова, в основном в белых домишках, принадлежащих Национальному фонду Шотландии. Дома стоят компактно, чтобы противостоять жесткому климату и близкому морю. С Папея видны другие расположенные поблизости острова, отсюда же – лишь океан; чувствуешь себя совсем вдали от мира и во власти природы. Фэр-Айл не только самый удаленный обитаемый остров Великобритании (хотя Фула тоже претендует на это звание), но и самый ветреный – наряду с Тайри, островом Гебридского архипелага.

Фэр-Айл не похож ни на одно место, где я бывала, кроме разве что долины Рэквик на Хое: изолированная деревня расположилась там в бухте меж отвесных холмов. Куда ни повернешься, открываются захватывающие виды на побережье, его широкие и длинные изгибы, которые частично заслонены возвышающимися отвесными скалами. Благодаря Овечьей горе, напоминающей невероятную лыжную трассу, у острова отчетливый профиль. Кажется нелепым, что до 1977 года тут действительно держали овец: их подвозили на лодке, а затем поднимали на гору по одной с помощью тросов – и так же спускали.

Прямо на холме есть убежище для наблюдения за птицами, и я пробираюсь внутрь. На холмах полно глупышей, так что в сезон размножения тут должно быть интересно. Черноспинная чайка важно, как король пиратов, уселась на вершине рифа, по форме напоминающего айсберг.

Фэр-Айл известен своей птичьей обсерваторией, куда орнитологи приезжают весной и осенью наблюдать за размножающимися птицами и искать редких мигрирующих особей. Так как Фэр-Айл – единственный клочок суши посреди обширного моря между Скандинавией, Исландией, Фарерскими островами и остальной Европой, то это привлекательное место для птиц – как распространенных видов, так и редких. Местные долины усеяны гельголандскими ловушками – воронками, в которые ловят птиц для последующего изучения.

Перебираясь через забор, я теряю равновесие и падаю на траву. Поднимаюсь; меня немного пошатывает. Оглядываюсь на ограду и вижу, как рядом останавливается машина. Водитель выбирается из нее, достает из багажника мертвую овцу и бросает ее с края утеса прямо в море. Это, конечно, крайность.

Я спала только урывками, во время поездки на ночном пароме с Оркни. По-весеннему теплая погода наводит меня на мысль подремать прямо тут, в низине, укутавшись в свою непромокаемую куртку, но холод импровизированной каменной подушки быстро напоминает мне, что на дворе январь. На пароме мне не удалось толком поспать из-за гула Северного моря, сотрясающего судно и отдающегося у меня в животе, а также потому, что я увлеклась «Сагой об оркнейцах». Я читала о норвежских ярлах десятого века, когда-то плававших в тех же водах, что и я сейчас. Это способствовало лучшему погружению в атмосферу.

В ту эпоху, когда была написана сага, Фэр-Айл был стратегически важной территорией. На острове построили маяк, который зажигали, чтобы предупредить ярла Паля Оркнейского о том, что приближается корабль ярла Регнвальда Шетландского. Однако Регнвальд оказался хитрее и отправил на остров подставной корабль. «Увидев, что маяк на Фэр-Айле уже горит, Торстейн Рагнасон зажег маяк на Норт-Рональдсее, и так на всех островах стали зажигаться маяки, один за другим. Все фермеры явились к ярлу, и собралась немалая армия».

После этой ложной тревоги Регнвальд отправил на Фэр-Айл шпиона. «Уни отобрал трех юношей с Шетландов и отправился вместе с ними на Фэр-Айл на шестивесельной лодке с провизией и рыболовными снастями». Притворившись норвежцем, которого ограбили люди ярла Регнвальда, Уни попросился присматривать за маяком на Фэр-Айле. Когда прибыли настоящие корабли Регнвальда, Уни сбежал, предварительно залив маяк водой, так что зажечь его уже не получилось. Так что никакого предупреждения на Оркни не отправили, и армию не собрали.

Пока капитан в шесть утра объявляет пассажирам, что мы приближаемся к Леруику, я представляю костры, загорающиеся один за другим на вершинах холмов, как современные маяки, – огоньки на фоне темных морей.

Дейв Уиллер – не только метеоролог Фэр-Айла, но также управляющий аэропортом, фермер и архивариус: он ведет официальный учет рождений, смертей и свадеб на острове. А еще он профессиональный фотограф и преподает информатику в школе (где учатся шесть ребят, как и на Папее). Когда Дейв приехал сюда из Йоркшира в начале семидесятых, ему удалось убедить Метеорологическое бюро Великобритании, что им необходим пункт наблюдения на Фэр-Айле. «Нужно найти свою нишу», – объясняет мне Дейв основы островной жизни. А еще он рассказывает, как они с женой Джейн привезли сюда коров, что было для острова в новинку, и наладили продажу молока. Я вспоминаю своих родителей, тоже переехавших на Оркни в семидесятых, старые фотографии, где они в вязаных свитерах и с совсем другими прическами.

Хотя метеорологическое оборудование частично было автоматизировано, Дейв регулярно отправляет в Метеорологическое бюро отчеты – с шести утра и до самой ночи. Он проводит меня в свой метеорологический кабинет на ферме «Поле», стоящей в тени Овечьей горы. Термометры измеряют температуру воздуха, травы и земли; есть здесь и анемометр, показывающий силу ветра на стандартной высоте в десять метров; есть еще красивый прибор, похожий на хрустальный шар, он измеряет интенсивность солнечного света. Стеклянная сфера – это зажигательная линза, объясняет Дейв: лучи солнца фокусируются на карточке со шкалой времени, и таким образом можно измерить, насколько сильно солнце прожигает бумагу. Каждый день после заката вставляют новую карточку.

Я просматриваю коллекцию снимков, которые Дейв сделал за несколько месяцев на зафиксированную веб-камеру с неизменным полем зрения и углом обзора. Камера делает по снимку в час, и, просматривая их, можно увидеть, как резко меняются погода и свет в течение сезона и даже одного дня. Я вижу, как поля зеленой травы под голубым небом становятся словно выбеленными в конце зимы. По утрам Овечья гора в тени, так как солнце светит сзади, но по вечерам отлично видна каждая ее деталь. Закат окрашивает всё – небо, утесы, склон холма – в розовый цвет. Небо то серое, то скрытое белой мглой. Иногда Овечью гору плохо видно из-за тумана; бывает также, что на объектив камеры капает дождь. В самые яркие дни солнце выглядит как черное пятно, потому что камера не может отобразить его свет.

⁂

Из-за ветра у меня не получается уехать с острова на следующий день, как я собиралась. Как меня и предупреждали, самолеты отменяют. Я размышляю о разнице между тем, когда ты сам решил приехать на остров, и тем, когда ты тут застрял один. В подростковом возрасте я орала: «Я не просила, чтобы меня рожали здесь!» Меня бесило, что повсюду меня должны были возить родители и что за порогом вечно бушевал то дождь, то ветер.

Я провожу ночь в старой комнатушке смотрителя Южного маяка, построенного в 1890 году и автоматизированного в 1998-м. Сирену, звук которой когда-то разносился на сорок километров, выключили в 2005 году. Лужайки у маяка выглядят так, будто за ними ухаживают, но на самом деле трава остается короткой из-за ветра и морской соли.