В мою последнюю неделю на программе к нам присоединился новичок. Как это часто случается, это была его вторая попытка, и я, к своей радости, обнаружила, что именно он нарисовал эту собаку. Довольный тем, что кому-то понравилась его работа, он подарил мне рисунок на прощание. Эта собака с горящим хвостом прямо сейчас висит на стене в Розовом коттедже и служит напоминанием о тех двенадцати неделях и о том, что это был мой последний шанс: я не хочу возвращаться к прежней жизни и снова попадать в замкнутый круг. А еще она напоминает о том, что, если пахнет горелым, возможно, это горю я сама.

⁂

Когда на Папей приезжает контейнер для сбора мусора, местные оживляются. Они специально складывают крупный мусор отдельно, чтобы его увезли с острова на контейнере, вместо того чтобы просто бросать его вниз с холма, как раньше. По старой традиции от мертвых овец избавлялись точно так же – сбрасывали их с холма, и часто они попадали на территорию нашей фермы – в залив Небо. Теперь же это запрещено законом. В дальнем углу поля у папы стоит металлический чан, где разлагаются мертвые тела. Проходя мимо, я чувствую запах гниющей плоти.

Еще один способ избавиться от мусора, причем довольно популярный, – это костер. Во дворе большинства домов вы найдете почерневший участок земли. Столбы огня и дыма поднимаются над низким островом в безветренную погоду и нередко по воскресеньям. Несмотря на то что жителей немного, тут есть три разных церковных сообщества: Церковь Шотландии, плимутские братья и квакеры, – но эти костры связывают нас скорее с дохристианской эпохой.

На Папее есть своя собственная пожарная бригада, состоящая приблизительно из пяти местных, которые получают предварительный гонорар. Правда, собрать полную команду всё равно сложно, потому что этой работе нужно посвящать очень много времени и проходить серьезное обучение. Живя в городе, я привыкла к шоу фейерверков, устраиваемым местными властями, с защитными ограждениями и официальными лицами в светоотражающих жилетах. Но я также помню и костры, которые разжигали на ферме раз в неделю, запах горящего черного пластика – деталей тюков для силоса. Здесь мы сами отвечаем за свои костры.

Костры на Папее разводят не только для решения практических задач, но и по праздникам и особым случаям. В последние три года в середине февраля на Папее проходит фестиваль современного искусства «Ночи Грилы», его организуют местные жители и художники Иванов и Чи Чан – парочка, которая переехала на остров лет пять назад, у них и дочка родилась здесь. Удивляет сам факт, что тут проводится художественный фестиваль, да еще и в несезон, когда бушуют шторма, а ночи длинные и темные.

До начала двадцатого века на Папее сохранялась старая традиция отмечать Ночь великанши Грилы в первое полнолуние февраля. Мальчишки выходили зимней ночью на улицу, а за ними при свете полной луны гонялись ребята постарше с кнутом. Последнее празднество, о котором нам доподлинно известно, состоялось в 1914 году, но теперь, сто лет спустя, художественный фестиваль возрождает старую традицию в современной интерпретации.

Фестиваль фокусируется на экспериментальном видео-арте. В нем участвуют и художники, и немногочисленные гости-энтузиасты из других стран, и любопытные оркнейцы. В течение недели в хостеле неслыханно много для этого времени года посетителей, и местные женщины готовят всем поесть.

Забавно наблюдать за тем, как жители острова и туристы, от малышей до стариков, от фермеров до художников-перфомансистов, стоят в промерзшем амбаре для водорослей и сосредоточенно смотрят часовой экспериментальный фильм о людях в масках, исполняющих странные ритуалы. Это куда более разношерстная и внимательная публика, чем посетители лондонских галерей, хотя я и замечаю, как несколько человек потихоньку уходят под предлогом, что дети уже сонные. Вообще жители Папея отличаются широтой взглядов и понимают, что такое искусство, может, и не для всех, но оно тем не менее создает какую-то движуху и привлекает на остров посетителей.

Художник из Норвегии целую неделю проводит на заброшенной ферме возле Розового коттеджа, работая над «кинетической скульптурой». Смотрю в телескоп, как он пытается повесить холст в сильный ветер. Антрополог из Миннесоты читает для гостей фестиваля лекцию, прикрепив проектор к огромному позвонку кашалота. А Лягушачий Король, перформансист из Гонконга, устраивает свое «гнездо» в школе.

Помню, в первый четверг каждого месяца художественные галереи в Восточном Лондоне работали допоздна, и люди фланировали из одной в другую в равной степени ради искусства и ради бесплатного алкоголя. Девушки с эксцентричными бантами и парни в старомодных пиджаках пили баночный лагер на улице. Но королями вечера были полные надежд художники, чьи урбанистично-романтичные фотографии выставлялись в галереях. О том, как они проводят дни и где находят деньги заплатить за квартиру, художники помалкивали.

Однажды я нечаянно испортила предмет искусства. Изящные куски фольги были развешаны на стальной проволоке в коридоре галереи, как люстра, и позвякивали, и я – любопытный и подвыпивший зритель, – свесившись с балкона, потянула один кусок к себе, чтобы рассмотреть получше. Ко мне тут же подбежал охранник, похлопал меня по плечу, я сразу отбросила проволоку, оборвав ее, и арт-объект с жутким шумом грохнулся на пол.

Организаторы фестиваля запускают архитектурный конкурс: нужно придумать дизайн костра – «воспламеняемого гвоздя мероприятия», который затем воплотят в жизнь и сожгут. Заявки поступают со всего мира. Студенты-архитекторы внимательно изучают Папей на картах Google, чтобы найти самое удачное место для костра – арт-объекта, предназначенного для самоуничтожения. Огонь – это контролируемый хаос. В первую ночь фестиваля мы принимаем участие в процессии с факелами, отправляемся в путь от магазина, спускаемся по холму к старому причалу и складываем большой костер из своих деревянных факелов.

Приехав на этот остров, где нет никакого светового загрязнения, я вспоминаю, что такое настоящая тьма. В середине зимы я задергиваю шторы уже в половине четвертого. Когда-то в древности вершины оркнейских холмов четыре раза в году озарялись оранжевым пламенем. Огромные костры жгли в дни древних праздников: Йоля, Белтейна, Рождества Иоанна Предтечи и Дня всех святых. В семнадцатом веке скот, лошадей, а также больных и немощных людей водили вокруг костров по направлению движения солнца, потому что считалось, будто огонь обладает исцеляющими и очищающими свойствами. Раньше жгли вереск и торф, сегодня чаще деревянные поддоны или старые столбы заборов. Яркие костры дарят надежду и радость в зимние ночи.

Зимние новолуния и полнолуния – включая полнолуние во время фестиваля – это еще и идеальное время, чтобы поохотиться на струек, как здесь называют морских черенков – длинных и тонких моллюсков, которых в отлив можно ловить даже без лодки.

В новолуние Тим показывает мне лучшее место на пляже, где во время отлива в песке прячутся струйки. Мы пятимся задом наперед; струек, стоящих вертикально прямо у поверхности, тревожит шум наших шагов, они зарываются глубже в песок, оставляя за собой характерные пузырьки. Увидев эти пузырьки – ту самую струйку, от которой произошло название моллюсков, – я начинаю с энтузиазмом рыть песок лопаткой, а затем просто руками в резиновых перчатках. Я чувствую, как морские черенки пытаются скрыться от меня, зарывшись глубже, это настоящая битва, женщина против моллюсков, но я одерживаю победу и закидываю струек в ведерко. Вечером я обжариваю их с чесноком и ем со спагетти. Не слишком плотный ужин, но один из самых приятных за последнее время – бесплатный и добытый с таким весельем.