попутчиков к себе. На этот раз Надя хотела попотчевать всех чем-нибудь особенным. Ухой, блинами или даже мантами ей бы не удалось удивить Чудинова и Сурикова, и тогда она в привокзальном трактире в Уфе отыскала башкирское блюдо и велела принести в своё купе полный казан бишбармака, и щедро расплатилась с трактирщиком за него. Когда за этот казан с бишбармаком она протянула ему пятьдесят рублей, трактирщик остолбенел, а потом ещё полчаса кланялся до земли и всё пытался приложиться к ручке неслыханно щедрой барыни.

Почему же она выбрала это блюдо? Наде нравился бишбармак, который готовили казахи, жившие в Омске, и она посчитала, что и башкирский ничем не отличается от казахского, и, в общем-то, оказалась совершенно права.

Башкирский готовился точно по такому же рецепту и являлся не только очень сытным блюдом, но и придавал силы и был полезен в дороге.

***

За едой зашёл разговор о том, где будут в Самаре останавливаться Чудинов и Суриков, так как им два полных дня необходимо было дожидаться своего парохода.

– Да мы снимем пару номеров в какой-нибудь гостинице! – произнёс Чудинов-старший. – За нас не беспокойтесь!

– А если вы поживёте у нас? – предложил Соколовский.

– Да это, наверное, не совсем будет удобно? – заколебался Пётр Ефимович.

– А-а-а, бросьте! – отмахнулся Соколовский. – У родителей дом большой! Вы их не стесните! Даже не переживайте по этому поводу!

Сказать откровенно, Чудинову-старшему предложение Николая погостить в доме его родителей пришлось по душе. Пётр Ефимович до сих пор не терял надежды свести свою среднюю дочь с этим поручиком и был не прочь поближе познакомиться с его родителями, особенно ему интересен был Соколовский-старший.

Николай Георгиевич очень понравился Петру Ефимовичу, и он видел, что у Николая хотя и завязались отношения с Надеждой Гриднёвой, но там всё ещё было вроде бы зыбко, непрочно, и эти отношения могли ни во что и не вылиться. Нешуточное состояние Гриднёвой не то что не привлекало Соколовского, а наоборот, его отпугивало от неё, потому что он не был падок до богатств, тем более чужих, и жил, сообразуясь с определёнными принципами.

Он был воспитан своим отцом в лучших традициях российского дворянства. Так что теперь стоило только набраться терпения и подождать.

И Пётр Ефимович, недолго поотнекивавшись, больше для приличия, вскоре сдался и махнул рукой.

– А-а, ну, хорошо, если мы с Алексеем в тягость не будем…

– Не переживайте, Пётр Ефимович, не будете!

– Только мы своих сопровождающих, Марка и Никича, поселим в гостинице, – заметил Чудинов. – И это не обсуждается!

– Ну, как скажете!

***

После четвёртой чарки медовухи Чудинову-старшему вновь захотелось петь, и он неожиданно затянул одну из своих любимых песен «Свитэ мисяць». Вообще Пётр Ефимович обожал петь по-малороссийски. Когда он закончил, Соколовский спросил его:

– А у вас, Пётр Ефимович, безупречный малороссийский говор, как будто вы там долго жили.

– Да не-ет, – отрицательно покачал головой Чудинов, – я там никогда не бывал, но вот нравятся мне малоросские песни! Это, наверное, ко мне от отца перешло. Ефим Калистратович, царство ему небесное, страсть как эти песни любил! Бывало за застольем после четвёртой или пятой чарки как затянет… Особенно ему нравилась песня «Був бы в мэнэ сывый кинь», – и Пётр Ефимович затянул её с таким энтузиазмом, что Суриков и Соколовский не удержались и тотчас же поддержали Чудинова.

Не успели они её закончить, как в их купе постучали. Чудинов-старший крикнул:

– Можно! Входите! Мы не закрылись!

Дверь наполовину приоткрылась, и в купе просунулась голова здоровенного румяного дядьки. Он был средних лет и у него были глаза с хитрым прищуром.

– Я тут услышал, что вы поёте, а можно к вам присоединиться? У меня и гитара есть! Я могу саккомпанировать, соседи!

Чудинов и Суриков переглянулись и посмотрели на своих новых знакомых. Надя и Николай утвердительно кивнули и Чудинов-старший заметил:

– Ну, если со своей гитарой, тогда мы не будем возражать! Вливайтесь в нашу кампанию!

– Я сейчас! – обрадовался незнакомец. – Минуточку…

Вскоре он появился с семиструнной гитарой и представился:

– Казаченко Михаил Емельянович, музыкант… э-э-э, вернее военный музыкант, состою на службе в оркестре Семёновского полка, играю на многих инструментах, но с собой сейчас у меня только гитара. Я с ней нигде не расстаюсь!

Военный музыкант был коренным малороссом, однако говорил практически без акцента. Он оказался очень общительным и добродушным и уже через полчаса рассказал всё про себя и перезнакомился со всеми присутствующими. Этот музыкант просто излучал беспредельную доброжелательность. Он был родом из небольшого городка Белая Церковь. Этот город располагался в Киевской губернии и прославился в тех краях как бальнеологический курорт.

– Я отвозил супругу c сынишкой в Уфу, – сказал музыкант. – Она у меня, к вашему сведению, наполовину башкирка и родом из Уфы. Ну и сам немного побыл у её родителей, отец же у неё знатный пасечник, ну а теперь вот возвращаюсь к месту службы. Кстати, господа, расскажу я всё-таки про своего тестя, если не возражаете!

Никто возражать не стал.

– О-о, он заслуживает вашего внимания! Уж поверьте! – продолжил новый знакомый. – Сейчас вы всё поймёте… У него фамилия – Башкиров. А получил эту фамилию ещё его дед, который командовал одним из двадцати шести башкирских полков, воевавших в составе русской армии против Наполеона! Прадед моей супруги участвовал в боевых действиях и в Европе, и там ему довелось познакомиться с самим Гёте, знаменитым немецким поэтом, которому он подарил башкирский лук и стрелы, а потом он со своим полком доскакал до самого Парижа! После кампании 1812 года он женился на дочери майора Ольги Решетовой и вместе с её рукой получил дворянский титул, а фамилию взял по названию своих соплеменников. Ну и после этого все мужчины в роду Башкировых проходили военную службу в императорской армии. Так мой тесть до того, как вышел на пенсию, тоже служил в кавалерии и ушёл в отставку в чине полковника. Скажу больше – он воевал и в Русско-японскую… Воевал уже будучи инвалидом! Вот такой у меня замечательный тесть. Бравый вояка, ничего не скажешь! Ну, ладно, давайте-ка я с рассказом о тесте закруглюсь и вам сейчас сыграю!

И Казаченко начал перебирать струны своей гитары и после того, как её он настроил, тут же заиграл.

***

Играл малоросс Казаченко уверенно и даже виртуозно. При этом, когда он перебирал струны, то закрывал глаза. Он исполнил несколько мелодий Франсуа де Фосса и Дионисио Агуадо, наиболее популярных композиторов среди гитаристов того времени. Надя от переполнивших её чувств захлопала в ладоши и