— А я тут ещё пройдусь, разгоню прочие уединившиеся парочки, — добавила напоследок Ольга Дмитриевна, заставив нас с Мику смущённо переглянуться.

— А я помогу Семёну тогда, — заявила Мику.

Всю дорогу до концертной площадки Мику в своей обычной манере щебетала про наше пение, про плавание и про весь вечер в целом, а также про все другие вечера и дни, что случились в её жизни.

Я привычно расфокусировал своё внимание и думал о том, как же хорошо, что мне не нужно ничего говорить и не нужно думать, что говорить.

«Вот оно счастье для интроверта!..»

…Которое слегка омрачалось лишь тем, что после купания пришлось идти в мокрых трусах, и они постепенно намочили и шорты, надетые поверх. Холодная, мокрая ткань неприятно липла к телу, вызывая дискомфорт.

Выполнив поручение, мы двинулись по домам. Как оказалось, жили мы почти рядом, так что вопрос «провожать или нет» не стоял изначально.

Когда до конечной точки нашего маршрута оставалось уже рукой подать, моя спутница вдруг остановилась. Она пристально посмотрела на меня, словно решаясь на что-то важное, и наконец произнесла:

— Сегодня вечером… — Мику замялась, подбирая слова, — я думала, придётся, как обычно, грустить в одиночестве, пока остальные радуются, но вместо этого мы сами веселились, и пели… и плавали… приятно провели время… именно так, как нравится мне… нам…

Она опустила глаза, щёки её тронул лёгкий румянец.

— Я тебе очень благодарна… так хорошо было… и сейчас тоже…

Мику на секунду прижалась ко мне и, привстав на цыпочки, быстро чмокнула в щёку. Её мягкие губы мимолетно коснулись меня, оставив лёгкий, почти невесомый след.

От неожиданности я замер, не в силах поверить в происходящее. Сердце пропустило удар, а потом заколотилось с бешеной скоростью.

— А-а-а… — Мику отшатнулась, её глаза расширились от испуга, — я, наверное, не должна была это делать? Даже не знала, что я смогу так… подумала и сделала, неожиданно…

— Теперь ты, наверное, подумаешь, что я приставучая и… ни стыда, ни совести… — она нервно теребила край рубашки, её голос дрожал.

— Приличные девушки ведь так себя не ведут… или, может… Что же теперь делать?

Пока я пытался сформулировать ответ из хаотично скачущих мыслей, она уже развернулась и бегом скрылась в направлении своего домика.

А я остался стоять с поднятой рукой и открытым ртом, так и не успев ничего сказать. К щеке, которой коснулись её губы, прилила кровь, и она горела.

— И мне было приятно… — наконец тихо произнёс я в пустоту.

Ещё несколько минут я стоял перед нашим с вожатой домиком, вдыхал аромат сирени и выжидал, пока сердце перестанет биться так часто, а туман в голове рассеется.

То, что произошло между мной и Мику в последнее мгновение нашего совместного вечера, было так мимолётно, но, кажется, произвело на меня неизгладимое впечатление и запомнится надолго. Этот лёгкий, невесомый поцелуй ощущался как нечто невероятное, как прикосновение к чуду.

Наконец я шагнул к двери и, постучав, открыл её.

Внутри меня ждала Ольга Дмитриевна, одетая в платье.

— Ну что, Ихтиандр, проводил свою русалку? В щёчку тебя поцеловали на прощание или вы уже продвинулись дальше? — с хитрой улыбкой спросила она.

— Никуда не продвинулись, — буркнул я, смутившись и всем своим видом давая понять, что это вообще только наше личное дело, и потому интересоваться прогрессом в отношениях бестактно со стороны вожатой.

— Ну-ну, не нужно так смотреть на меня, — Ольга Дмитриевна слегка наклонила голову, — вы ведь ещё несовершеннолетние, я бы даже сказала, дети, и быть в курсе всего, что с вами происходит, — моя работа. Поэтому я обязана следить за моральным обликом своих подопечных и их отношениями. Дружба между мальчиками и девочками — это, конечно, прекрасно и всячески приветствуется, но важно уметь вовремя остановиться. Согласись, будет не очень хорошо, если из лагеря какая-нибудь девочка приедет уже не девочкой или того хуже — слегка беременной. Так что мой интерес совсем не праздный! — невозмутимо продолжила она.

— Помни, я слежу за всем и всеми в этом лагере. А такой потенциально опасный субъект, как ты, вообще предпочитаю держать поближе к себе.

«И чем, интересно, я опасен и для кого?» — пронеслось в голове, но вслух я спросил другое, добавив недовольства в голос:

— Чтоб было удобнее контролировать и отправлять на задания?

— Или, может, так проявляется моя симпатия? — неожиданно выдала Ольга Дмитриевна, задумчиво приложила пальчик к губам и кокетливо захлопала ресницами.

— А? — только и смог сказать я, оторопев.

«Прямо разрыв шаблона», — подумал я, пытаясь осмыслить происходящее.

— Ну а что, я же тоже девочка, хотя уже и совершеннолетняя, — она говорила это с серьёзным видом, но в интонациях проскальзывала насмешка, — могу увлечься и совершить непоправимое, как та пионервожатая из лагерной страшилки. Поэтому ты тут… Никогда не думал об этом⁈

— Не-е-ет, — ответил я, ещё более удивившись, и непроизвольно попятился в сторону двери.

— Вот и хорошо! Молодец! Правильно думаешь, — Ольга Дмитриевна сменила тон. — А то ходят тут по лагерю разные слухи о нашей совместной жизни…

И она пристально посмотрела на меня… как на врага народа.

— Ничего такого ни разу не слышал, — тихо сказал я, занервничав от такого резкого перехода в её настроении.

— Ну вот и ладненько, вот и хорошо, а теперь марш на улицу, я буду снимать платье, — скомандовала она.

— Которое ты до сих пор не похвалил. Ничего не сказал о том, как я в нём выгляжу… Ах…

Вожатая опять заулыбалась, но затем махнула рукой:

— Да шучу я, шучу. Выходи уже, сколько можно тебя ждать!

И меня, уже вконец ничего не понимающего, выставили за дверь.

…

Лёжа в темноте, я размышлял о странном поведении Ольги Дмитриевны сегодняшним вечером и прислушивался к её ровному дыханию, опасаясь, что теперь может случиться всякое…

Но ничего необычного не происходило, и постепенно мои мысли переключились на Мику. Щёку, которой коснулись её губы, приятно покалывало, рот сам собою расплылся в блаженной улыбке, и я,