— Андрей, мы думаем, что этот человек ударил тебя и ты потерял сознание. А он выскочил из машины…

— Зачем? — Парень недоверчиво смотрел на Федора. — Что я ему сделал? Мы подрались? Господи, я ничего не помню! — Он яростно потер ладонями виски.

— Я думаю, он сделал это намеренно…

— Не понимаю! Он хотел убить меня? Но почему?

Федор пожал плечами.

— Подождите… это из-за того, что я телохранитель? Меня хотели убрать? А этот… Рубан, он в порядке? Или его тоже пытались убить? Вы сказали, он в коме…

— Нет, Андрей, он болен… сердце. Его очень расстроило твое исчезновение.

— Исчезновение? Что значит — исчезновение?

— Для обитателей Гнезда ты исчез, Андрей. Нашли перевернутую машину, а тебя не было. Искали с собаками, но впустую. Решили, что засыпало снегом. Снегопад не переставал два дня. Саломея Филипповна и Никита перевезли тебя сюда и никому ничего не сказали… на всякий случай.

— Я видела аварию, — сказала Саломея Филипповна. — И как он сел к тебе в машину… только далеко было, не узнала, кто. И забрала от греха подальше. Никто, кроме нас троих, не знает, где ты. Думают, что тебя уже нет. Считай, родился заново. А память вернется, не сомневайся. А не вернется, тоже не беда… я тоже хотела бы многое забыть… Шучу! — закричала она. — Не слушай старуху, все ты вспомнишь, поверь, я знаю.

— Вы мне верите? — спросил Андрей.

— Верим.

— Что вы собираетесь делать?

— Нужно подумать. Теперь многое проясняется…

— Я не хочу туда!

— Ты пока останешься здесь. Скоро откроют дороги, и мы уедем. Из-за снегопада никто не может уехать, мы тут заперты.

— Думай, старайся вспомнить, о чем тебе говорил Рубан… и вообще.

— У Рубана сегодня день рождения, — вдруг сказала Саломея Филипповна. — Предлагаю принять за здравие моей фирменной наливочки… дай ему бог многая лета.

… — Ничего нового не узнал? — спросила она, прощаясь с Федором у калитки.

— Кое-что. Миша ревновал Зою, она встречалась с Иваном…

— С фотографом? — удивилась она. — Патлатый такой? Зоя — с ним?

— С ним. Об этом знали… кое-кто. Миша, возможно, тоже знал. Они ссорились накануне. Пока все.

— Ревность, говоришь? А чего ж он Ивана оставил? Я бы сперва убила соперника. — Она ухмыльнулась.

— С Иваном он подрался.

— Убийство и драка… никакого сравнения. Мишка… надо же! — Она покрутила головой. — Паша говорил, с ним истерика была, когда Лиза курицу резала. Ну, бывай, философ. Я к вам загляну под вечер, день рождения тебе не фунт изюму, а как же!

* * *

…Открыл ему дядя Паша, в нос Федору ударил густой запах жареного мяса и пирогов. Спросил:

— Как Саломея?

— В порядке, обещалась быть попозже. А здесь как, нормально?

— Хоронятся у себя, носа не кажут, ироды. Все вроде живы. Иван все время бегает в кухню, воду пьет, а так никого больше не видно. Актриса сделала себе чай, говорит, простыла. Димкина Наташа сидела голая на веранде, поверишь, никто даже не вышел…

Дядя Паша горько вздохнул.

…В гостиной сияла парадная люстра. Лиза накрывала на стол. Наташа-Барби помогала. Дим полулежал на диване, отпускал дурацкие замечания насчет смысла жизни и роли человека разумного в мире хаоса. Иван пытался разжечь камин, чертыхался сквозь зубы. Обычно камин разжигал Миша, но Иван в пику ему хотел проделать это сам. Дядя Паша ходил с ружьем из кухни в гостиную, патрулировал; в кухне опрокидывал рюмку самогона и занюхивал хлебом. Время от времени подходил к спальне Рубана, снимал с груди ключ и отпирал дверь. Заходил на цыпочках, стоял несколько минут, прислушиваясь к хриплому дыханию хозяина, горько вздыхал и выходил.

Федор сидел в кресле около камина, рядом с опустевшим креслом разбитой куклы, рассматривал альбом Рубана. Все, кроме Дима, молчали, настроение было на точке замерзания. А тот нес уже и вовсе запредельное. Лиза поглядывала в сторону Федора, словно спрашивая, что теперь. Наташа-Барби деловито расставляла тарелки и бокалы; в сторону Дима она нарочито не смотрела. Федору показалось, что Дим пьян.

На пороге, кутаясь в шаль, появилась Елена — тощая, страшная, сильно накрашенная, она напоминала гротескную куклу ярмарочного райка. Не поздоровавшись, ни на кого не глядя, она села отдельно от них. Федор присоединился к ней, и она взглянула с благодарностью. Ее крошечный мобильный телефон лежал на столе рядом со столовым прибором, и Федор подумал, что мобильник стал такой же частью человека, как рука или нога. Мобильник, машина, компьютер… Он вдруг словно увидел лежащий внизу «Лендровер», черное пятно на белом снегу… машина в сугробе… Он вдруг протянул руку и взял мобильник…

Иван недолго думая плеснул на дрова из водочной бутылки. Огонь взвился и опалил ему брови. Иван охнул и отпрянул. Пробормотал сквозь зубы ругательство.

Артур вошел бесшумно, обвел всех взглядом, поздоровался. Ему вразнобой ответили. Стелла тенью проскользнула за стол, на Федора она не взглянула.

Последним пришел Миша. Был он небрит и нечесан, с хмурой, опухшей от сна физиономией. Молча занял свое обычное место.

Федор, ничего не замечая вокруг, «листал» фотографии в мобильнике Елены…

— Чего ждем? — спросил Дим, поднимаясь с дивана. — Прошу к столу, господа, пора начинать праздник. Федор, вам, как философу и знатоку человеческих душ, первое слово!

Федор кивнул и отложил телефон. Поднялся. Дим захлопал. Федор переводил взгляд с одного лица на другое. Стелла смотрела в стол. Артур с неприятной кривой ухмылкой не сводил с него взгляда в упор. Федор ответил ему таким же взглядом. Наташа-Барби сидела очень прямо, с отсутствующим видом, рассеянно смотрела на огонь. Дядя Паша кивнул, подбадривая: давай, мол, врежь этим… уродам.

— Как вам известно, — начал Федор, — сегодня Леонарду Константиновичу исполняется семьдесят пять лет.

Дим снова захлопал. Остальные молчали. Иван сосредоточенно тер обгоревшие брови и рассматривал черные от сажи пальцы, беззвучно чертыхался.

— Он сейчас болен, но будем надеяться на лучшее… Жизнь продолжается.

Получилось не очень — не хватало энтузиазма в голосе. Жизнь продолжается… не самое удачное замечание, принимая во внимание сопутствующие обстоятельства, так сказать. Федор мучительно соображал, что еще сказать. На него смотрели настороженно, нужно сказать… хоть что-то.

— Мы собрались здесь не в самое лучшее время… я бы сказал, в трагичное время, но от наших желаний ничего не зависит, — произнес, запинаясь, изо всех сил стараясь не смотреть… на убийцу. — Мы находимся в водовороте, нас несет, и мы можем только ждать и надеяться выбраться отсюда… в конце концов.

— Живыми! — хихикнул Дим. — Не факт, что выберемся. А чего, я реалист, правда, Натали? А ведь среди нас убийца, господа! Сколько нас было? Тринадцать? Без философа. Сколько осталось? Одиннадцать с философом. Минус именинник. Десять. То-то и оно. «Титаник» идет ко дну, и водоворот затягивает. Ну да ладно, не будем о грустном… пока мы живы. — Он снова хихикнул. — А посему предлагаю выпить за здоровье отца! Как справедливо заметил философ, жизнь продолжается. Возможно, сегодня наша последняя вечеря в данном составе, а что будет завтра, одному богу известно… — Он по-клоунски развел руками.