Елена в ответ зарыдала.

— Бурные аплодисменты! — объявил Дим и захлопал. — Выход примы! Спектакль продолжается.

— Ты хоть помолчи! — бросил Миша. — И так тошно.

— Тебе всегда тошно! — парировал Дим. — Права была Зоя.

— Заткнись! — вскочил Миша. — Ничтожество!

— Ты сам ничтожество! Холуй! Вся твоя слава — заслуга отца! Если бы не он…

Миша вскочил и бросился к Диму.

Иван закричал:

— Не любишь правды, подонок? — и тоже вскочил.

За ним вскочил нетрезвый дядя Паша, зацепившись за ружье. Оно упало, и грохнул выстрел, посыпалась штукатурка, зашаталась люстра. Женщины завизжали. Дядя Паша выразился витиевато, помогая себе жестами, и поднял с пола ружье.

— Идиот! — рявкнул Миша, оборачиваясь к дяде Паше. — Мало тебе?

— А тебе? — рванулся к нему Иван. — Думаешь, никто не знает? Убийца!

— Ах ты сука!

Миша бросился на Ивана. Они сцепились. Дим вскочил и побежал к ним; прыгал вокруг, возбужденный, радостный, подзуживая разными словечками вроде: «а ну вдарь его!», «давай еще!», «бей в торец!» Он так увлекся, что потерял бдительность и получил удар ногой от Миши. Взревев, он бросился на дерущихся и замахал руками, выкрикивая ругательства.

Артур наблюдал за ними с брезгливой ухмылкой. Елена тоже кричала что-то, вскакивая и снова падая на стул. Лиза стояла на пороге, смотрела на дерущихся — в ее лице была усталость и сожаление взрослого человека при виде детских шалостей. Одна Наташа-Барби оставалась спокойной, она словно не видела драки, по-прежнему смотрела на огонь в камине. На лице ее блуждала отсутствующая улыбка…

Драчуны скоро выдохлись и, злобно поглядывая друг на друга, вернулись за стол. С разбитыми носами, растрепанные, сопящие, в разорванной одежде. Самцы после драки…

Дим утерся салфеткой, рассмотрел кровь, потрогал передний зуб и потянулся за бутылкой. Разлил всем и сказал:

— За батю! Пьем стоя.

— Животные! — страстно выкрикнула Елена. — Господи, скорей бы убраться из этого гадюшника!

— Пить будешь? — спросил Иван, и она кивнула.

Застолье продолжилось. Они были как единое целое, как монстр со множеством голов, разбитых носов и сжатых кулаков. После драки всех мучила жажда и голод. Страх отступил. Застолье продолжалось…

* * *

…Стелла бесшумно одевалась, не глядя на Федора. Оба молчали. Все так же не глядя на него, она скользнула к двери. Обернулась на пороге, прошептала «извини» и исчезла. А он остался. Он не хотел вставать, он хотел лежать и вспоминать. Он зарылся лицом в подушку, вдохнул… вспомнил, как Иван говорил, что его подушка пахнет волосами Зои… Черт! Их близость как пир во время чумы…

Он понимал, что никогда не спросит о ее страхе там, в мастерской… Теперь просто не посмеет спросить. Никогда. Почему она сказала «извини»? Это ему впору извиниться… Почему?

…Он достал «вопросник». Ему нужно было занять себя хоть чем-то. После вчерашнего визита к Саломее Филипповне ситуация прояснилась… не до конца, правда. Но и на том спасибо. Он углубился в чтение.

Кто взял письма? О чем собирался сказать Рубан?

Он достал карандаш и написал: «Никто не брал… возможно. Они оставались в секретере, в буклете. Запах лаванды… лосьон Дима… а ему зачем? И при чем тут письмо «тайного» сына? Если при чем… Икс пришел за письмами и наткнулся на него, Федора. Не факт, что за письмами, может, просто пошарить в бумагах. Не факт, что это был Дим, подумал он вдруг… В мастерской не чувствовался запах лаванды, так пахли только письма с угрозами. Они побывали в руках Дима… Значит ли это, что он автор?»

Ссора Зои и Миши. Время ссоры. До ужина, как показала Стелла, или после, в чем уверена Елена. Объяснимо. Стелла была нездорова, на самом деле ссора была позднее, чем ей кажется.

А если так… Он снова взял карандаш и написал: «Две ссоры? Одна с Зоей, другая с… кем? Елена уловила униженные интонации… Зои? Или другой женщины? А Стелла сказала, что Зоя грубо выругалась, что похоже на правду. Две женщины? Одна с униженными интонациями, отставленная подруга, другая резкая и самоуверенная, счастливая любовница… Любовный треугольник? Соперницы?»

Он словно увидел Зою, сидящую у ног Марго-дубль… униженную, не опасную больше… Марго? Или Миша… все-таки? Сделал выбор… Зоя могла узнать об их отношениях, им грозил скандал, возможно, ей предназначалась роль дымовой завесы, для того он привез ее в Гнездо… Возможно, Рубан заподозрил измену… Марго — наследница… Елена упоминала, что Марго опасалась нового завещания… и адвокат под рукой… что же задумали эти двое?

Марго была безбашенной и невзрослой…

…Елена считает, что у Марго был любовник, она подумала на Андрея Сотника… а если правда? Он ничего не помнит… пока. Ревность Миши? Попытка убить соперника…

Федор вспомнил о елочных иголках на платье Зои… ее протащили через гостиную, чтобы усадить у ног куклы… Спектакль, сказала Елена. Ритуал.

Что двигало убийцей? Ненависть? Страх? Ревность?

Если бы не последующее убийство Марго…

Федор вдруг вскочил и выбежал из комнаты…

Лизу он нашел в кухне. Она сначала не могла взять в толк, что ему нужно, смотрела испуганно, бормотала что-то о том, что была там только что, там все в порядке, хозяин спит, но потом сдалась, и они пошли в спальню хозяина.

Она отперла дверь. Они вошли. Федор услышал хриплое дыхание Рубана.

— Лиза, где ее одежда? — спросил он шепотом.

— Все тут! — Лиза, покосившись на неподвижную фигуру на кровати, открыла шкаф. Незаметно перекрестилась.

— Лиза, не помните, в каком платье она была вечером перед убийством Зои?

— В этом, — Лиза ткнула рукой в черное платье. — Она любила черное, всегда носила… — Она вздохнула.

Федор снял с вешалки платье Марго, разложил на банкетке. Включил торшер.

Он ощупывал платье сантиметр за сантиметром, от ворота вниз, с обеих сторон, не надеясь на успех. Он и сам не знал толком, что собирается найти. Елочную иголку? Или…

Он почувствовал укол в палец и отдернул руку. Подобрал жесткий и острый сколок, положил на ладонь, поднес к свету. Лиза, заглянувшая ему через плечо, охнула и прикрыла рот рукой. Оглянулась на Рубана.

«Вот и все, — подумал Федор. — Что и требовалось доказать. Поворот сюжета, как говорит Елена».

В кармане трепыхнулся и зажужжал мобильный телефон, Федор выхватил аппаратик, приложил к уху, не успев удивиться, что пробился сигнал.

Это был капитан Коля Астахов.

— Федя, есть новости, — сказал он. — Ее видели с мужиком на фотке.

— Номер два, — сказал Федор, понизив голос.