Забота о потребителе была идеей ограниченной, но верной. Тем не менее экономика значительно изменилась со времен Арнольда. Некоторые крупнейшие американские корпорации раздают товар бесплатно; Amazon и Walmart, возможно, и не делают этого, но делают все, чтобы обеспечить низкие цены. По стандартам Арнольда, эти чудовища не представляют собой причины для беспокойства. Может быть, стоило бы обратить внимание на то, как они расправляются с конкурентами, но подозревать их в недостаточной эффективности не приходится. Однако такой взгляд на роль этих компаний в жизни Америки был бы довольно узким. Антимонопольное законодательство в прочтении Арнольда сохраняет свою актуальность и сегодня, но проблема монополии в наше время ближе к тому, чего так боялся Брэндайс. Невероятные размеры Amazon, Facebook и Google превратились в угрозу самоуправлению народа.

Брэндайс, корпоративный юрист, превратившийся со временем в бич корпораций, мог быть ханжой и брюзгой, но это нисколько не делает его суждения менее справедливыми. Его главной заботой было качество демократии. Ему в самом деле было важно благополучие сограждан. В его представлении об американцах странным образом уживались популизм и снобизм. Как популист он верил в ничем не ограниченную способность обычных людей иметь нетривиальные, хорошо обоснованные суждения. Как сноб он презирал граждан, поддающихся соблазну консьюмеризма и позволяющих рекламе вертеть собой, как угодно. Потенциал среднего американца, считал он, может быть раскрыт только через чтение, размышление и постоянное взаимодействие с более высокими формами культуры. Говоря на эту тему, он настойчиво подчеркивал, что рабочим и владельцам магазинов необходимо «развивать свои способности».

Призывая к размышлению и чтению, он имел в виду отнюдь не только одну из форм работы над собой. Они лежали в основании его философии политики, позже воплощенной в решении Верховного суда: «Конечная цель государства состоит в освобождении граждан с тем, чтобы они могли развивать свои способности». Он сформулировал современное понятие «неприкосновенности частной жизни» (“privacy”), с тем чтобы создать условия, в которых каждый мужчина и каждая женщина будут иметь возможность мыслить критически и независимо. Ученый-правовед Нил Ричардс называл теорию Брэндайса «неприкосновенностью частной интеллектуальной жизни» и определял ее суть как «защиту от наблюдения или вмешательства, когда человек погружен в процесс создания новых идей». Необходимым условием общественных дебатов являются четко сформулированные частные мнения, а для этого, в свою очередь, требуется свобода экспериментировать и отбрасывать идеи, не опасаясь любопытных глаз. Если мы полагаем, что за нами следят, то с гораздо меньшей вероятностью позволим себе склоняться к мнению, требующему интеллектуальной смелости или выходящему за границу общественно приемлемых.

Брэндайс писал: «Величайшая угроза свободе – пассивные люди».

Ход рассуждений Брэндайса строился на нескольких ключевых посылках, которые необходимо воскресить. Первой было критическое отношение к эффективности. Нет, Брэндайс не отвергал такого понятия. Он был преданным учеником Фредерика Тейлора, апостола научной организации труда, который с помощью секундомера и методов, основанных на сборе данных, заставлял заводы работать быстрее. Но в то же время он не хотел, чтобы в конце концов общество стало ценить эффективность превыше всего. Производить продукцию быстрее – это хорошо, но не ценой принесения самих себя в жертву. Он боялся соблазна пожертвовать свободой ради эффективности. Это авторитарное искушение: свобода представляется вполне умеренной платой за то, чтобы поезда ходили по расписанию. В более современном контексте то же самое может звучать так: если за бесплатную электронную почту нужно заплатить неприкосновенностью своей частной жизни – то оно того не стоит; доставка на следующий день – это удобно, но не тогда, когда оказывается, что при этом доминирует в ритейле единственная компания, которая и устанавливает рыночные цены как на труд, так и на товар.

Вторая предпосылка вытекает из первой. Основатели США предпочитали свободу эффективности, именно поэтому заложенная ими форма государственного управления не была слишком эффективной. Они экспериментировали, приводили в равновесие части государственной машины, умышленно замедляя работу создаваемого ими механизма. Брэндайс верил в важность баланса сил. Демократия задыхается, когда одна часть общества становится слишком большой и сильной. Он считал профсоюзы необходимыми, чтобы ограничивать власть корпораций. Он также верил, что монополия – настолько серьезная угроза республике, что государство имеет право решительно действовать против нее. Но главное, чего он боялся в современной жизни, – и этот страх нисколько не утратил актуальности, – была концентрация слишком большой экономической и политической власти в руках небольшого числа компаний. «Американскому народу столь же мало нужна олигархия в экономике, сколь и в политике», – писал он.

Не может быть сомнения насчет того, каково было бы мнение Брэндайса о Google, Facebook и Amazon, воплощающих все его страхи сразу. Это монополии, не встречающие в своей деятельности никаких ограничений, ни со стороны регулятора, ни с чьей-либо еще стороны. Их знамя – эффективность, и следят за нами они так досконально, как никто и никогда раньше не следил. Это посредники, заинтересованные только в своем проценте и не думающие о производителях, чей товар продают. Они определяют мышление граждан, фильтруя информацию, на основании которой те формируют политические мнения. Брэндайс помог установить нормы, определяющие современную жизнь Америки, а компании создали системы, подрывающие эти нормы самым прискорбным образом.

Когда во времена Брэндайса имело место что-то, требующее внимания регулятора, массам это было небезразлично.

В наше время мы привыкли воспринимать монополию как нечто само собой разумеющееся, особенно когда дело касается технологических гигантов. Мы верим, что они достигли доминирующего положения честно, победив в свободной конкурентной борьбе благодаря техническому гению. Чтобы поверить в этот меритократический[103] образ, требуется закрыть глаза на некоторые неприятные факты, касающиеся природы новых монополий. Они добились своего доминирующего положения далеко не такими чистыми и честными способами, как может показаться на первый взгляд. В значительной степени они обязаны им своему новаторству, но также – и успешному уклонению от налогов. Разумеется, любая корпорация в Америке стремится сократить налоговые платежи. Армия бухгалтеров – важнейший элемент капитализма, изобретение новых способов получить налоговый вычет – один из важнейших видов новаторства в этой стране. Но технологические монстры особенно ловки в ремесле ускользания из рук налогового инспектора. Отчасти дело здесь в природе их продукта. В отличие от производства или финансов, технологическим компаниям не обязательно привязываться к географической точке. Они могут легко перенести свои основные активы и интеллектуальную собственность в любую налоговую гавань, туда, где условия лучше всего. Они создали схемы, которыми их офлайновые конкуренты не могут даже подумать воспользоваться.