– Вот как, а я жил на Невском. Честь имею, я ваш новый куратор. Фаддей Шепелев, ротмистр жандармерии.

– Простите, ротмистр, но мне нужны еще и письменные доказательства ваших полномочий. Вы понимаете, сие дело сверхсекретной важности. Слишком много в последнее время подозрительных и странных вещей происходит вокруг меня, меня хотят уничтожить. Я никому не доверяю. Извините за столь резкий тон.

– Я прекрасно вас понимаю, капитан. Вот мои бумаги, – ротмистр достал из-за пазухи вчетверо сложенную бумагу. – Надеюсь, подпись его превосходительства вам знакома?

Голевский внимательно изучил документ.

«Точно, бумаги подлинные. Подписан сей документ рукой генерала Бенкендорфа».

– А позвольте узнать, милостивый государь, где же мой драгоценный друг Фокин? Где поручик? Что с ним? Отослали в столицу? Прошу, не томите меня, сударь, немедленно отвечайте…

Шепелев принял скорбный вид и соболезнующим тоном произнес:

– Да, вы же не знаете, сударь… Да и откуда вам знать… Беда приключилась, такая беда…

– Да говорите же, сударь, не томите!

– …К глубочайшему сожалению… поручик жандармского корпуса Фокин был подло убит.

– Что?! Убит?! – воскликнул Голевский. Его глаза потемнели от неожиданного известия. – Не может быть! Как это произошло?! Расскажите, сударь, прошу вас.

Ротмистр отвел взгляд.

– Он погиб в уральских лесах. Там была засада. С ним погибли два наших агента. Вы же поменялись с ним кибитками. Верно, Александр Дмитриевич?

– Да, сие верно, ротмистр.

– Так вот, злодеи-то не знали, что вы поменялись экипажами, и напали на вашу кибитку, думая, что вы там. А там оказался поручик. Выходит, метили в вас, а убили Фокина. Так что вам повезло, дорогой Александр Дмитриевич. А так ваша миссия трагически бы закончилась уже на Урале.

– По всей вероятности, да. Как жаль Фокина. Ведь у него молодая жена, дети.

– Да, жаль его. Храбрый офицер был. Слышал, у вас умер слуга?

– Укусила какая-то ядовитая тварь. Но он не умер, он чудом выжил, сейчас лечится, правда, не встает пока. Слишком слаб.

– Жаль беднягу. Кстати, вашу докладную записку относительно бывшего полковника Журавлева, о его якобы принадлежности к таинственным заговорщикам, я получил и покамест попридержал, решил не отсылать к его превосходительству. Я думаю, рано арестовывать полковника с целью допроса, мы можем спугнуть более крупную рыбу.

– Это верно, ротмистр.

– Ну что же, если что появится у вас нового, сообщите мне.

– Непременно, ротмистр.

Они немного поговорили. Капитан почувствовал, что не стоит делиться важными сведениями о ходе следствия. Почему-то он не испытывал доверия к новому куратору. Может, потому что он его совершенно не знал. Так или иначе, раскрывать свои карты Шепелеву он пока не торопился. Если и рассказывать все, то только уже самому генералу Бенкендорфу.

Только где он? За тысячи верст отсюда.

Добраться бы до него.

Выжить бы.

Шепелев, прощаясь, сказал:

– Белояр – город маленький, здесь я буду на виду, лучше я поеду в Красноярск, там имеются и воинские силы, и власть. Пришлете курьера с просьбой о подмоге – я прибуду тотчас же в Белояр с подкреплением. Письма шлите на имя мещанина Ивана Ивановича Кольцова. Запомнили, ваше высокоблагородие?

– Не беспокойтесь, ротмистр.

– Коли курьера надежного со срочным донесением решите послать, то шлите к дому мещанина Гуреева, что у часовни Параскевы Пятницы на горе. Там я буду под именем Кольцова. Запомните.

– Запомню.

– Прощайте, капитан!

– Прощайте, ротмистр!

Шепелев запрыгнул в сани, махнул рукой в знак прощания, и сани помчались прочь. Вскоре они скрылись за ближайшим поворотом, но звон колокольчиков еще долго слышался в отчетливой морозной тишине, пока не затих окончательно.

Голевский побрел к дому.

«Да, весьма жаль Фокина, – рассуждал капитан. – Как все нелепо. Замышляли убить меня, а убили поручика. И весьма вероятно, эти злодеи готовят новое покушение. Покамест превосходство на их стороне, что худо. У нас много важных потерь, а у них одни ничтожные. Они знают нас в лицо, а мы их – нет. Мы сражаемся в полном неведении, где наш враг, а они видят нас, стоят за спиною и в каждую минуту могут нанести удар кинжалом в спину. Кто же будет следующей жертвой? И с чьей стороны? Я обязан найти убийц Боташевых, отомстить им, разоблачить заговорщиков и жениться на самой прекрасной девушке на свете – Дарье Боташевой… Правда, на все есть Божья воля, он знает, кому умирать в этот миг, кому через многие лета».

Голевский ускорил шаг. В глазах его читались решимость и целеустремленность.

В этот день, 21 ноября 1831 года, к капитану домой пришли братья Рощины и Журавлев. Огорченные, побледневшие, тихие. Они прятали грустные глаза и молчали. Никто из поселенцев не решался заговорить первым. Сердце Голевского наполнилось тревогой и беспокойством. Впечатление – будто его обвила холодная и склизкая змея. До чего противное чувство!

– Господа, что произошло? Не угодно ли вам сказать мне об этом? Отчего вы все молчите?

Пауза затянулась. Первым ее нарушил Журавлев.

– Мухин… наш Федор…

– Что с ним?! – чуть не подпрыгнул на месте Голевский.

– Угорел в бане поздно ночью, – ответил за всех полковник.

Голевский резко побледнел. Обвел всех глазами и упавшим голосом спросил:

– Как же так… Как же сие случилось?

– Пьяным был. Вот и угорел мичман, – подал голос Рощин-старший.

– C'est abominable![22]– только и вымолвил Александр Дмитриевич.

Капитан заметно сник. Это известие поразило его в самое сердце. Как же так, друг?! Как же ты не уберегся, Федор! И все из-за этого проклятого пристрастия к хмельным напиткам.

– Боже мой, какая нелепая кончина…

– Ужасная кончина, капитан, – согласился Рощин-старший.

Голевский задумался.

«Значит, предчувствия Мухина не обманули его – смерть действительно бродила поблизости. Что-то здесь не так. Все это весьма подозрительно. Только Федор поведал о заимке и городе Солнца, так тут же скоропостижно скончался. Все не угорал в бане, не угорал, а тут раз – и угорел! А не слишком ли много совпадений за последнее время? Нельзя недооценивать врага. Он мог что угодно подстроить. Враг жестокий, коварный, подлый, и он где-то рядом. Рядом. Очень близко. Но кто-то из них? Рощины, Журавлев?»

Но надо идти и отдать последние почести старинному другу. И Голевский вместе с товарищами отправился к дому Мухина.