Революционное прошлое России не давало покоя Роману Трусы. Он как мог украшал, расцвечивал его «цветущей гнилью». Одна его статья — по аналогии с ленинской — называлась «Три источника, три составные части нового стиля». Если столь полюбившийся русской душе марксизм, писал Роман Трусы, возник из синтеза немецкой классической философии, французского утопического социализма и английской экономической науки, то новый, определяющий бытие и сознание современной России стиль имеет, как зуб мудрости, трехканальный корень: политическую практику как ускоренное или замедленное (в зависимости от обстоятельств) разрушение государства; шоубизнес как «скотинизацию» (здесь он употреблял неологизм Ф.М. Достоевского) и «денационализацию» (надо полагать, собственный) населения; вульгарную историософию как «исходник» для национальной идеи. У каждого преступления, цитировал далее Берию Роман Трусы, есть имя, отчество и фамилия. Политическую практику разрушения государства он связывал с деятельностью первого и последнего президента СССР и всех последующих президентов России. «Скотинизацию» и «денационализацию» населения посредством шоубизнеса с творчеством... любимых народом Аллы Пугачевой, Максима Галкина, Иосифа Кобзона, Стаса Михайлова, Елены Ваенги, Григория Лепса, Льва Лещенко и даже почему-то... почтенного Юрия Антонова. В те дни как раз было зарегистрировано общественное движение «Алла — русская мадонна». Не просто мадонна, констатировал Роман Трусы, а примадонна, то есть первая в ряду добродетельных и целомудренных русских женщин, вторая после Матери Господа Христа. К историософским же поискам национальной идеи он почему-то приплел оригинального мыслителя, автора теорий «пассионарности народов» и «временных циклов цивилизаций» Льва Гумилева — «сына расстрелянного отца и вечно гонимой матери», как он его называл. По мнению Романа Трусы, именно этот «ученый», подобно котенку в проруби, утопил национальную идею в цветущей гнили, да так, что никто и не заметил.

Только Роман Трусы.

Нельзя не согласиться с Гумилевым, продолжал он, в том, что пассионарность — это синоним жизненной энергии, а жизненная энергия — синоним креатива. Сегодня в России креатив, как сказочный аленький цветочек, расцветает всецело и исключительно на гнили. Эта гниль пронизала литературу, живопись, драматургию, кинематограф, просочилась во все сферы деятельности государства, превратилась в «ноу-хау» российской власти всех уровней — от сельского поселения до правительства. «Цветущая гниль» сжирала вместе с проржавевшими трубами и искрящей проводкой ЖКХ, иссушала образование, точила медицину, армию, речной флот, космическую промышленность, сводила на нет науку и сельское хозяйство. В сегодняшней России она была не «догмой», а «руководством к действию» едва ли не в большей степени, чем в СССР марксизм. Стилисты цветущей гнили призраками скользили по городам и весям, организовывая скандальные перформансы и похабные выставки, устраивая шокирующие публику презентации, осваивая федеральные и региональные выделенные на культуру, спорт и туризм средства, а также бездонные бюджеты выборных кампаний.

Роман Трусы был стилистом-многостаночником: держал галерею на набережной Яузы, как режиссер ставил спектакли (почему-то главным образом по произведениям яростных обличителей русского капитализма — Успенского, Решетникова, Мамина-Сибиряка и Мельникова-Печерского). Одним словом, непрост, ох, непрост был Роман Трусы, автор многих цитируемых афоризмов:

«Саморазоблачение и честное объявление недостойной цели — верный путь к материальному успеху и общественному признанию»;

«Если я пойду на выборы под лозунгом: “Смерть русским свиньям!” — избиратели меня поймут и поддержат»;

«В России любая инновация разрушительна, как смерч, ядовита, как змея, внезапна, как ограбление квартиры»;

«Новое в России — это возвращение к тому, что предшествовало старому»;

«Сказать народу правду о нем — повторить путь Христа»;

«Абсурд определяет норму, как бытие сознание»;

«Проиграв две мировые войны, немцы узнали о себе одну правду. Если бы они победили — мир узнал бы другую»;

«У богини победы отсутствует голова»;

«В День народного единства шансов получить на улице по морде больше, чем в другие дни».

Как только очередной скандал, в котором он был замешан, набирал обороты, Роман Трусы растворялся в воздухе, исчезал за границей или отправлялся в какую-нибудь экзотическую экспедицию. Последний раз он искал (это насторожило Каргина)... Снежного человека в отрогах Копетдага на туркменско-иранской границе, то есть вблизи милого сердцу Каргина Мамедкули. А вскоре вновь всплывал рядом с властью, но чуть в стороне — в неуловимой точке, где благие начинания государства оборачивались собственной противоположностью, где гниль готовилась расцвести с новой силой.

Гниль в России, делал очередное открытие Роман Трусы, это деньги. Не важно, воруют их (системное расхищение бюджета было основным занятием чиновничьего сословия) или во что-то инвестируют (вторая сторона той же медали). Результат один: все, что связано с деньгами, — а с ними в современном мире связано практически все — превращается в гниль!

«Опустошение Отечества» — так назывался мюзикл по мотивам произведений Глеба Успенского, где Роман Трусы одновременно выступал продюсером, режиссером и исполнителем главной роли. Рэп в мюзикле шел под вкрапления балалаечных переборов и тревожное металлическое вибрирование варганов.

«Система оборотов капитала проста, — лихо отплясывал на сцене Роман Трусы в смазных сапогах, жилетке с золотой цепью, при окладистой, как у Саввы Морозова, белой бороде, но с черными пружинными пейсами под кипой:

Прием обогащения прост.

Наш бизнес — смерть всего,

Что создано природой

И чужими руками до нас.

Наши проекты — ценой в миллиарды,

Сколково и зимние олимпиады.

ГЛОНАСС, ё-мобили,