– Нет, я начинал в прокуратуре работать, а потом быстро ушел.

– Почему?

– Как бы это вам сказать? Потому что, в общем, это абсолютно бессмысленный орган. Во главу угла ставится только отчетность, только она волнует, только она всюду фигурирует. Это контора, которая создана ради отчетности! Бред, конечно, но выглядит именно так. «Эффективность, стабильность, раскрываемость!» Чтобы такое-то количество дел было раскрыто, не меньше, чем в прошлом году, чтобы не было прекращенных. Поэтому в большинстве случаев определенного типа дела и не возбуждают. Чтобы не прекращать. С каким обвинением дело в суд направили, с таким и должно идти. Не дай бог, переквалифицируют на менее тяжкое. А уж если оправдают, то получишь ты от начальства неприятностей по полной программе!

– Значит, вот в такой каше вы тут и варитесь, – задумчиво проговорил Антон. – Есть мир высокого вдохновения и прекрасных чувств, а есть… Скажите, вы слышали Лару Фабиан?

– Не понял? – уставился на Антона следователь.

– Нет, ничего… многие не понимают. Вот Тимати, Серегу, «городской романс» уголовной тематики понимают, а Мирей Матье, Лару Фабиан даже не слышали. Грустно, если не сказать больше!

Полковник Рамазанов для допроса женщины занял кабинет начальника Сарапинского УВД. Собственно, начальник УВД не только не возражал, он вообще старался меньше появляться в Управлении, когда там находился Рамазанов. Всегда можно было придумать себе инспекции по районам, проверки несения службы участковыми, инспекторами ДПС. Да мало ли, хозяйство в районе большое.

Сейчас перед ним сидел не матерый уголовник, не «баклан» какой-нибудь, не алкаш, которого регулярно раз в месяц привозят из-за домашних дебошей. Перед ним сидела обычная женщина. Лет сорок пять или пятьдесят, интеллигентного вида. Терпеть не мог Рамазанов такой вот публики. Если с уголовной братией все понятно, если на тех можно орать, давить угрозами, шантажировать, просто говорить на одном, понятном обеим сторонам языке, то тут все сложнее. Тут сейчас начнутся капризы, поджимание губ, замечания и просьбы так с ней не разговаривать, не повышать на нее голоса, начнутся угрозы пожаловаться вышестоящему начальству. Тьфу!

А ведь вреда от этих как бы и не больше, чем от уголовников. Эти вот встревают, лезут везде со своим гражданским мнением. Полиция – учреждение специфическое, оно с грязью дело имеет. И нечего требовать, чтобы тут выражения подбирали и в политесах упражнялись. Кто велел ее сынку в эти дела лезть, кто заставил? Не хрен было соваться, а теперь вот изволь, разговаривай с ней вежливо.

– Так, гражданка Лугина, – с максимальной неприязнью проговорил полковник, покосившись на сидевшего сбоку на стуле капитана Василкова.

Начальник уголовного розыска как будто нутром чувствовал настроение полковника и смотрел на женщину чуть ли не с ненавистью.

– Значит, так, Лугина. Зачем ваш сын фотографировал содержимое журналов вызовов на станции «Скорой помощи»?

– Это что, преступление? – побледнев, спросила женщина. – С чего вы вообще взяли, что он что-то фотографировал?

– Ну-ка, хватит! – грохнув ладонью по столу, заорал полковник. – Каждая… будет тут мне нотации читать, жизни учить! Кто велел фотографировать?

– Не смейте на меня… орать. – К концу фразы голос у женщины сошел почти на шепот. – Объясните, в чем преступление моего сына.

– Ты что, дура? – прорычал Рамазанов в лицо Марии Ивановне. – Я тебе русским языком говорю, что твой ублюдочный сын снюхался с кем-то, фотографировал данные вызовов «Скорой» в отделы полиции. Кто-то через него пытается собрать данные, как плохие и такие-сякие полицейские хороших людей мучают, пытают!

– Не тыкайте мне. – Глаза женщины наполнились слезами, но она мужественно смотрела в лицо охамевшего полковника. – А то, что у вас людей пытают, об этом весь город знает. И хорошо, что кто-то взялся вывести вас на чистую воду.

– Вы даже не понимаете, – немного изменил тон Рамазанов, – не видите, какую несете чушь интеллигентскую…

– Это не ругательство, это слово всегда вызывало гордость…

– Да хватит вам! Гордость! Вы на минуту представьте, что у нас за работа, с кем нам приходится общаться, в какой мы грязи работаем. Останься тут интеллигентным! Те, кого мы задерживаем, хулиганы, грабители, убийцы, насильники – это они, что ли, порядочные граждане, которых тут пытают, обижают? Мы целоваться с ними должны? Да их убивать надо, землю от них очищать.

– Никто не говорит про убийц и насильников. Вас обвиняют в том, что вы пытаете невиновных…

– Не-ет! Не-ет тут невиновных! Не попадают в полицию невиновные! Ваш сынок играет на руку преступникам, кто хочет подорвать авторитет органов, грязью измазать. А нам работать надо, понимаете, работать!

– Где мой сын? – вдруг храбро потребовала ответа Мария Ивановна, вспомнив инструкции Антона. – Почему вы спрашиваете у меня, а не у него? Где Егор? Вы вчера его задержали и увезли.

– А вы не знаете? – расплылся полковник в ехидной улыбке. – Сбежал ваш Егор, избил трех полицейских и сбежал. Теперь, извините, он еще и по этой статье пойдет!

Рамазанов заходил то с одной стороны, то с другой. Он менял интонации, менял тактику, становился то снова хамом, то подсаживался к Марии Ивановне и пытался поговорить с ней по-свойски. Потом снова начинал орать, убеждать, обвинять. Женщина упорно и мужественно стояла на своем. Она пропускала мимо ушей поставленные и почти незавуалированные вопросы о том, кто и зачем велел ее сыну фотографировать данные вызовов «Скорой».

Потом он стал снова угрожать. И сыну, и ей самой. Говорил о том, что жалобы ничего не дадут, а им еще тут жить. И что она этот разговор еще запомнит, горючими слезами выплачет его, только поздно будет.

Затем велел отвести женщину в дежурную часть и посмотрел на капитана Василкова:

– Ну что скажешь?

– Да в подвал ее, к моим ребятам! Там быстро общий язык найдем…

– Ты… – Полковник аж поперхнулся от негодования и возмущения. Он постучал кулаком себя по лбу и выразительно посмотрел на начальника уголовного розыска. – Ты, Василков, думай немного головой! Не пацан, не шавка какая. Ты под какое дело ее подложишь, за какие уши притянешь? Лучше пацана ищи, его наизнанку выворачивай. Тем более у тебя теперь покушение на жизнь и здоровье работников полиции при исполнении ими своих служебных обязанностей. Тебе и карты в руки. Там можешь и второе нападение разыграть, и попытку к бегству, и все что хочешь. А за ней следи, за домом следи! Не пропусти, когда он объявится, за сменой белья забежит.

– Я поднял все родственные связи по справочной, друзей его, приятелей, одноклассников, с кем он дружил. Теперь…

– Теперь ты должен понять, кто это под тебя копает, кто войны захотел. Не этот ли Антон, или как там его зовут? Тебе не кажется, Александр Петрович, что у него подготовка какая-то специальная? Сколько раз его буквально к стене прижимали, а исчезал буквально из-под носа. Как привидение! Хоть кол осиновый вбивай в него!