Нет, не прав этот врач из травмпункта. Свой мир, твой мир, наш общий мир… И какого хрена в нем завелась какая-то гадость, которая считает себя вправе гадить, делать другим больно? Да любой организм всегда отторгает инородное тело, инфекцию, борется с ней. Я вам покажу, как надо бороться, как надо с ними воевать!

Сергей Викентьевич уехал в Сарапинск, районный отдел здравоохранения с каким-то отчетом. В городе он собирался задержаться до утра, потому что у них там какая-то встреча намечалась, то ли выпускников, то ли еще кого. Антон сидел с Антониной на кухне и пытался думать о своих делах. Женщина, наоборот, казалось, упорно решила сегодняшний вечер посвятить сексуальным утехам. Это чувствовалось во всем, в походке, в движениях, взглядах, интонациях голоса. Только что, как кошка, не ластилась.

Антон был не особенно против этого, понимая, что никакого будущего у их отношений нет. И Тоня это понимала. Смущало Антона то, что он начинал к ней привыкать. Умом понимал, что это связано с близостью, обладанием ее телом. Наверное, расставаться будет тяжело.

А еще Антон думал о Быкове. Как там Алексей Алексеевич пережил его неожиданную пропажу в тот злополучный вечер? Наверное, всех на ноги поднял. Сколько времени он ничего не знал о своем сотруднике? Да, три дня. Это потом Антон разыскал интернет-кафе и на последние двадцать рублей купил себе возможность посидеть за компьютером. Тогда-то он и отправил Быкову на его электронную почту письмо, сообщив, что жив и здоров. А вот о делах, которые заставляют его не возвращаться и из-за которых он скрывает свое местопребывание, он рассказывать шефу пока не стал, ограничился тем, что сообщил о следе, ведущем к массовым преступлениям, и что помощь Быкова ему понадобится в самый ближайший момент.

Можно было бы и подробнее написать, но кто знает, вдруг Быков сорвется и полетит сюда, вдруг строго прикажет возвращаться и не лезть? Вдруг модератор прочтет электронное письмо, или оно станет другим способом доступно местной полиции? Нет уж, если не знаешь, насколько рискуешь, то не рискуй совсем. И Антон не написал, где он и чем занимается. То, что ему влетит от начальника, он не сомневался, но бросить начатого не мог.

Телефонный звонок заставил Антонину вздрогнуть. Она взяла со стола свой мобильник, и лицо ее потеплело, когда высветился номер ее отца.

– Да, папа.

– Тоня, Антон там? – Его напряженный голос напугал женщину. – Дай ему трубку.

– Папа, а что случилось?

– Дай ему трубку! – отрезал Сергей Викентьевич. Дочь давненько не слышала от него таких жестких интонаций.

– Антон! – Чувствовалось, что старик прикрывает трубку ладонью. Фоном слышна была музыка и громкие голоса. – Антон, беда случилась! Помнишь, ты ходил на станцию «Скорой помощи»? Ну, к Нине-диспетчеру?

– Помню, помню! Что стряслось, Сергей Викентьевич?

– Нина со своей подругой поделилась, а у той сын… В общем, у них в компании подобное дело было. Ну, с полицией. Парня там одного забирали и… ну, ты понимаешь. Вот он и загорелся. Короче, Антон, парнишка перефотографировал несколько страниц журнала вызовов с данными пострадавших в отделах полиции.

– Здорово! – обрадовался Антон. – Спасибо вам, Сергей Викентьевич.

– На душе у меня неспокойно, Антон. Беду чувствую, что ли. Ты бы приехал, забрал бы… как это называется… карту памяти, что ли, из фотоаппарата.

– Говорите адрес, сейчас я что-нибудь придумаю.

– Земляничная, четырнадцать. Это возле старого Ремзавода, там коттеджи, между Садовой и Металлистов. Дом увидишь, у него крыша свежевыкрашенная. Да и шумно тут, столы на улицу вытащили, музыка играет.

Антон вернул Антонине трубку и бросился в свою комнату одеваться. Она тихо вошла следом, остановилась, прислонившись к косяку, и поджала губы. Почему же с ними всегда так сложно? Антон никогда этого не мог понять. Ведь все же люди, все сделаны из «одного теста», а понимание важности и неважности такое разное. Почему женщинам всегда нужно объяснять, доказывать… Хотя они нам тоже объясняют и доказывают свое. А когда до нас не доходит, просто делают то, что собирались, независимо от того, поняли мы или нет, согласны мы или нет.

– Это важно, Тоня, – сказал Антон, накидывая куртку и подходя к ней. – Я должен ехать.

– И до утра это, конечно, потерпеть не может? – спокойно, но с легким сарказмом спросила Антонина. – Дом сгорит, поезд уйдет?

Антон попытался не нахмуриться и не начать играть желваками на скулах. Он мысленно посчитал до десяти, выдохнул, взяв ее за плечи, поцеловал в лоб нейтральным поцелуем и, выскочив на веранду, бросил:

– Это моя работа, Тоня.

Теперь надо думать о деле. Как, к примеру, добраться в город? Ноги уже сами несли Антона к дому Леонтьева. Хорошо, дома! Вон и «уазик» его служебный стоит. Лишь бы не сломан был!

Машина оказалась не сломана, и участковый действительно был дома. Объяснять много не пришлось, и через пятнадцать минут они уже ехали в сторону Сарапинска. Только Леонтьев все время хмурился и раздраженно молчал.

– Вы чего, Петр Васильевич? – подозрительно спросил Антон. – Я вам планы какие-то на вечер поломал?

– Да нет! Какие там планы? – проворчал капитан и на некоторое время замолчал. Потом неожиданно добавил уже с нескрываемым раздражением: – Помощники эти… внештатные. Сами по лезвию бритвы ходим, а ты еще дилетанта привлек. А если кто-то еще знает, если «капнул» кто-нибудь? Мы же и глазом моргнуть не успеем, как сами загремим в камеру.

– Боитесь?

– Боюсь! – вдруг сорвался на крик участковый. – Боюсь и дела не сделать, и жизнь себе поломать. Бездарно все прошляпить я боюсь. Подобные дела так не делаются. Нужен план, нужны свои люди. А это – время, подготовка, обдумывание. А у тебя все легко и просто: шмыг, прыг и в дамках! Тут подсуетился, там пошептался, и половина города знает.

– А может, это и хорошо, что половина города знает! – задорно выпалил Антон, которого одолела веселая злость. – Половина города знает, половина города воспряла духом, половина города на нашей стороне. Если такая масса народа будет у нас за спиной, то чего же бояться? Бояться надо, когда никто ничего не знает, когда мы можем исчезнуть, и никто ничего не заподозрит. Нет их и не было! Мне вообще порой кажется, что надо выходить на улицу с плакатами, создавать какой-нибудь официальный комитет жертв произвола, телевидение приглашать. А мы мышиную возню устроили.

Леонтьев буркнул что-то невнятное и замолчал. Антон покосился на капитана. Жалко его: вроде здоровый крепкий мужик, а в этой ситуации начал как-то буксовать. Ни вперед, ни назад. Хотя одно уже хорошо, что не назад.

Нужную улицу они нашли быстро. Все-таки Леонтьев город знал хорошо. Но подъезжать к самому дому Антон ему запретил.

– Вы лучше вон туда, – показал он пальцем на закрытое уличное кафе, – за стенку задом сдайте и фары потушите. И с улицы вас будет не видно, и выехать в случае чего можно быстро. Только… удирать на вашей машине, если приспичит, я не буду. Получится, что и сам спалился, и вас спалю. Вы уж сами по ситуации ориентируйтесь, Петр Васильевич. Будет шум и стрельба, значит, выждите и уезжайте. И живите дальше, как совесть подскажет.