– Привет, мам!

– Я не помешала? Мне кажется, у тебя очень довольный голос.

– Не помешала, мы обсуждаем фильмы, которые собираемся смотреть, и ждём пиццу.

– Китёныш, – ласково проговорила Марина Андреевна, – значит ли это, что вы с Юлей нашли общий язык?

– Нашли, – подтвердил Никита, не сводя с Юли глаз. – Ты была права.

– Я всегда права, родной. Надеюсь, ты познакомишь нас, когда ваш карантин закончится?

– Обязательно. Уверен, вы понравитесь друг другу.

– Тогда не буду отвлекать. Очень за тебя рада, правда.

– Понравимся друг другу? – встревоженно спросила Юля, когда Никита завершил разговор. – Ты же с мамой сейчас говорил? Ты хочешь, чтобы мы познакомились?

– Конечно. – Никита притянул её к себе и чмокнул в нос. – Не бойся, у меня прекрасная мама. Она тебя не съест.

– Не съест, так понадкусывает, – проворчала Юля, но спорить не стала. Липкий страх мазнул по спине – как её примет его мама, не решит ли, что она – охотница за деньгами? Но Никита, похоже, её страхов не разделял, безмятежно улыбаясь и представляя, как две самые дорогие женщины в его жизни подружатся. Ведь по-другому и быть не может!

20. День двенадцатый. Тучи над раем и итальянская сказка

Никита никогда не считал себя жаворонком, но в последнее время просто не мог спать долго – его словно выбрасывало из сна в семь утра. А раз уж просыпался, что толку лежать в постели, когда можно чем-нибудь заняться? Осторожно выбравшись из-под одеяла, чтобы не потревожить Юлю, он побрёл в ванную, отчаянно зевая, а потом, автоматически щёлкая кнопками кофемашины, открыл новостную ленту. Паника вокруг вируса, охватившего мир, росла, что навевало на вполне определённые мысли: грядёт глобальный и крайне тяжёлый кризис. Никита бросил взгляд на часы, прикинув разницу с Нью-Йорком. Сейчас там было слегка за полночь, но папа никогда не ложился так рано.

– Не отвлекаю? – поинтересовался Никита, как только в трубке прозвучал родной уверенный голос.

– Нет. Ты просто так, или по делу?

– Просто так. Хотел поинтересоваться, как ты. И как вообще обстоят дела.

– Прорвёмся. – Вадим Сергеевич тихо вздохнул, но от Никиты это не скрылось.

– Всё так плохо?

– Скажем так: пол под ногами ещё не расползается, но крыша начинает потихоньку тлеть. Не волнуйся, я уже вызвал спасателей.

– Тебе не привыкать, да? – невесело усмехнулся Никита.

– С чего вдруг такая забота с утра пораньше? Ты что-то хочешь мне сказать?

– Хочу сказать, что мне надо узнать, почему ты вдруг решил передать мне бразды правления? Это из-за вируса?

– Думаешь, я разглядел в тебе гениального антикризисного менеджера? Не обольщайся, всё гораздо прозаичней.

Отец притих, а Никита забыл, как дышать, ожидая ответа. Он слишком хорошо знал, что в жизни Вадима Сергеевича никогда и ничего не бывает просто так – всему есть своя веская причина. Шумный вдох на том конце трубки заставил похолодеть – словно отец собирается с мыслями, прежде чем оглушить. Сердце успело стукнуть три раза, прежде чем Никита услышал:

– У меня лейкоз. Четвёртая стадия.

Язык прилип к нёбу, горло сжал спазм, и Никита задохнулся воздухом, крепко зажмуриваясь. Внутри образовалась пустота, в которую он стремительно падал. Словно сквозь вату донеслось:

– Никита? Ты здесь? Дыши! Таблетки далеко?

– Я здесь, пап, – через силу проговорил Никита, поднимая веки и невольно щурясь на ставший невыносимо ярким свет. – Всё в порядке. Как… как ты узнал? Какой план действий?

– План действий прост – передать бразды правления сыну.

– Что говорят врачи?

– Год. При самом идеальном раскладе. Порой всех денег мира не хватит, чтобы купить себе время.

– Но как же… ты же… – Никита не находил слов. Он словно вновь стал маленьким ребёнком, увидевшим, как папа только что разнёс о стену телефонный аппарат. Захотелось сжаться в комок и ждать, что сейчас придёт мама, обнимет и скажет, что всё будет хорошо. Она всегда приходила, но детство давно прошло, а взрослый Никита привык бороться со своими демонами в одиночку.

– Агрессивная форма, год назад всё было чисто. Ты же знаешь, я своим здоровьем никогда не пренебрегаю. Но теперь… Ты понимаешь, как мне важно, чтобы ты стал во главе?

Никита кивнул и, очнувшись, твёрдо сказал:

– Понимаю.

– Мне надо было сказать сразу, прости. – Слышать извинения было ещё хуже, чем новость о болезни. Это лишь подтверждало – всё действительно плохо. – Решим всё, когда вернусь, нам надо поговорить.

– И когда это будет?

Никита готов был прямо сейчас сорваться с места и мчаться в Нью-Йорк, но только вчера объявили, что все перелёты запрещены, и небо между странами стало недоступно.

– Хотел бы сказать, что завтра, но ты и сам видишь, что в мире творится. Так что пока сворачивай потихоньку свою рекламную деятельность, чтобы к моему приезду ничего тебя не держало.

– Д-да, конечно, – растерянно проговорил Никита, вновь закрывая глаза и крепко сжимая переносицу пальцами. Потом помолчал немного и тихо добавил: – Ты же знаешь, что я тебя люблю, правда?

– Знаю. – Голос Ливарского-старшего заметно потеплел, в нём зазвучала улыбка. – Я тоже тебя люблю, сын. Не переживай, прорвёмся. А про болезнь… Я смирился, и ты не смей раскисать, ты мне сейчас нужен как никогда. Понял?

– Понял. – Никита невольно улыбнулся. Потом осторожно поинтересовался: – Мама знает?

– Нет. И лучше ей пока не говори. Вообще никому не говори, сам понимаешь – пока это коммерческая тайна. Лучше не будоражить конкурентов и не радовать их раньше срока. Поэтому – никому. Сам знаешь, как любят нас слушать наши же гаджеты, а у тебя умной техникой наверняка вся квартира напихана.

У Вадима Сергеевича был свой пунктик на безопасность, и порой своими требованиями к конфиденциальности он выводил Никиту из себя. Например, звонить ему можно было исключительно через Телеграм, а обсуждать бизнес по телефону и вовсе было табу. Но сейчас Никита склонен был согласиться с отцом – кто знает, может, эта просьба имеет смысл.

– Тогда до связи?

– До связи. Помни – прорвёмся.

Конечно, прорвутся, в этом Никита не сомневался. От отца всегда исходили волны уверенности в своих силах, которой он щедро делился с окружающими. Даже сейчас всего парой слов погасил зарождающуюся панику. Кто знает, может, врачи ошиблись. Сейчас схлынет дурдом вокруг вируса, и можно будет отправиться в Швейцарию или Израиль. На одной Америке же свет клином не сошёлся! О том, что отец уже наверняка испробовал все варианты, Никита себе думать запретил. Отхлебнул успевший остыть кофе, не почувствовав его вкуса, и скрипнул зубами. Желание что-то кому-то доказывать теперь казалось по-детски глупым и бестолковым. Вместо того, чтобы пытаться доказать свою самостоятельность и состоятельность, надо было оставаться рядом с отцом, учиться у него, поддерживать.