Подбежав к нему, девочка заключила его в объятия.

– Мэри, прошу тебя, потише. Я задохнусь.

Она неохотно опустила руки.

– Нам лучше вернуться домой, – сказала она.

– Это еще зачем! Говорят же тебе, я не ушибся. Это все ерунда.

Хилари и сам не верил собственным словам.

– Нет, не ерунда. Это было ужасно, – непререкаемым тоном заявила Мэри. В тот день на ней были не шорты, а юбка, уменьшенная копия взрослой твидовой юбки, и Хилари мог разглядеть, как ее коленки касаются друг друга.

Он обнял ее за плечи и только тут заметил, что девочка дрожит всем телом.

– Глупышка, – сказал он ласково. – Ничего страшного не произошло. Отступать нет причины.

Но Мэри не двигалась с места, содрогаясь под его рукой.

В воздухе повисло молчание, тягостное для обоих. Потом девочка сказала:

– Мне не нравится это место.

Говорить подобные вещи было не в привычках Мэри. Никогда прежде Хилари не слышал, чтобы она так говорила.

Но он, как и всегда, отнесся к ее словам серьезно.

– В чем дело, Мэри? – спросил он. – Ты же видишь, я ничего себе не повредил. Если хочешь, можешь меня пощупать.

Тут залаяла собака – если только этот звук можно было назвать лаем. Скорее он походил на грозное рычание, к которому примешивался скрежет, вероятно производимый острыми зубами: все это оставляло куда более жуткое впечатление, чем обычный лай. Однако источником этих кошмарных звуков, несомненно, являлась собака. Судя по всему, она обитала в усадьбе, огороженной высокой стеной.

– Хилари, давай убежим, – взмолилась Мэри.

Подобная робость, столь необычная для его подруги, только распалила Хилари.

– Погоди немного, – сказал он. – Пока ничего не понятно.

– Что ты имеешь в виду?

– Я вот что думаю, – произнес Хилари, потирая ушибленное колено. – Если эта псина на цепи или заперта за стеной, нам бояться нечего. Если нет, лучше и не пытаться убежать.

Рассуждать подобным образом он научился под влиянием Мэри; девочка сочла его доводы убедительными.

– Может, нам стоит запастись камнями, – предложила она.

– Да, – кивнул он. – Хотя я не думаю, что в этом есть необходимость. Наверняка собака привязана или заперта. Будь это иначе, она бы уже выскочила.

– Пойду поищу подходящие камни, – сказала Мэри.

На скудной земле южного Суррея камни встречаются в изобилии, так же как и старые кирпичи и прочий строительный мусор. Через две-три минуты Мэри собрала целую кучу.

Хилари тем временем немного прошелся вдоль стены, почти хладнокровно прислушиваясь к звукам, производимым шумливой собакой.

Мэри догнала его; задрав подол юбки, она положила туда четыре увесистых камня, которые не могла удержать в руках.

– Камни нам не понадобятся, – уверенно заявил Хилари. – А если понадобятся, их здесь полно.

Мэри опустила подол и отпрыгнула в сторону, чтобы упавшие камни не ушибли ей ноги. Возможно, глухой звук, произведенный их падением, заставил пса зайтись в приступе лая, еще более неистового, чем прежде.

– Может быть, он охраняет тайник, полный сокровищ? – предположила Мэри.

– Или вход в волшебное королевство, куда нет доступа живым, – выдвинул свою версию Хилари.

Все разговоры, которые вели дети, как правило, вращались вокруг подобных вещей. Они даже нарисовали подробную карту Волшебной страны и граничащей с ней Страны великанов.

– Наверное, этот пес откусил немало человеческих голов, – заметила Мэри.

– Пойдем посмотрим! – предложил Хилари.

– Только осторожно, – кивнула Мэри, наконец поборовшая страх.

Хилари взял ее за руку.

– Наверняка тут есть ворота, – заметила Мэри, и они снова двинулись вдоль стены, сопровождаемые неумолкающим лаем и рычанием, столь же буйным, как и прежде.

– Надеюсь, если здесь есть ворота, они заперты, – сказал Хилари и, помолчав, добавил: – Разумеется, заперты. Иначе эта псина давным-давно выскочила и набросилась бы на нас.

– Ты это уже говорил, – напомнила Мэри. – Но может, никаких ворот здесь нет. Сам знаешь, ворота есть далеко не везде.

Однако здесь ворота имелись: двустворчатые железные ворота, высокие, литые, ржавые, запертые на тяжелый висячий замок. За воротами Хилари и Мэри разглядели огромный и, судя по всему, пустующий дом; во многих его окнах были выбиты стекла, краска на стенах сохранилась лишь местами и висела розовыми, голубыми и зелеными клочьями. Казалось, воздух здесь был отравлен, и он усиливал разрушительное воздействие, производимое временем и непогодой. Дом украшали многочисленные остроконечные башенки и зубчатые стены; вне всякого сомнения, он был выдержан в неоготическом стиле и, вероятно, был построен более ста лет назад; определить период более точно не представлялось возможным. Некоторые из его дымовых труб отвалились и валялись на земле. Передняя дверь, расположенная прямо напротив ворот, скрывалась под козырьком. Невозможно было разглядеть, открыта она или заперта. Камни, которыми была вымощена ведущая к дверям дорожка, поросли мхом.

– В этом доме водятся призраки, – пробормотала Мэри.

– Почему ты так решила?

– Сама не знаю, – пожала плечами Мэри. – Но папа говорит, призраки есть повсюду, просто люди их не замечают.

– Но почему ты думаешь, что они водятся в этом доме? – спросил Хилари, серьезно и слегка встревоженно глядя на свою подругу.

– Стоит на него взглянуть, это сразу становится ясно, – уверенно заявила Мэри. – С первого взгляда. Хитрость в том, что на него не надо смотреть слишком долго.

– Мы нанесем этот дом на нашу карту?

– Да, наверное, хотя я не уверена.

– Как ты думаешь, этот пес будет лаять весь день?

– Он замолчит, когда мы уйдем. Идем отсюда скорее, Хилари.

– Смотри! – воскликнул Хилари, хватая ее за руку. – Вот он! Похоже, ему удалось вырваться. Мы не должны показывать ему, что боимся. Это самое главное.

Как ни удивительно, Мэри, казалось, не нуждалась в подобных наставлениях. Она стояла, не шелохнувшись и неотрывно глядя на пса, словно пыталась его загипнотизировать.

Разумеется, от собаки детей отделяли высокие железные прутья ворот; странность состояла в том, что пес, похоже, это сознавал и, смирившись, вел себя отнюдь не по-собачьи. Вместо того чтобы наскакивать на ворота в бесплодных попытках добраться до чужаков и облизать их или же разорвать на части, он спокойно стоял и смотрел на детей, словно прикидывая что-то в уме. Он более не лаял, но вместо этого издавал почти беспрерывный низкий звук, нечто среднее между рычанием и поскуливанием.