Он мягко опрокинул ее навзничь и поцеловал в губы:

— Ничего, если я останусь на ночь?

— Я не против.

Все ж таки Анна выпила слишком много. Если Рейнольдс и перебрал вместе с ней, то по нему это было далеко не так заметно. Он был ласков, и внимателен, и очень нежен. Потом она уснула в его объятиях — глубоким сном без сновидений. Дик между тем не мог заснуть. То, что он недавно узнал, потрясло и возмутило его до глубины души. Анна не шелохнулась, когда он осторожно высвободился из ее объятий и отправился в ванную. Он ополоснул лицо и уже собирался вернуться в постель, когда увидел ее блокнот в открытом портфеле на столике в гостиной.

Приняв душ и завернувшись в халат, Анна готовила завтрак, Рейнольдс тоже пошел ополоснуться. Она уже хрустела тостом, когда он, с мокрыми волосами, вышел из ванной и ткнулся носом ей в шею.

Она предложила Дику еще кофе, но ему уже пора было идти, поскольку он собирался заскочить домой, чтобы сменить рубашку.

— Не, я уже убегаю. — Он отнес свою чашку и тарелку в раковину, поцеловал Анну и направился было в прихожую, когда затрезвонил интерком.

— Может, это почта? — крикнула она, когда он взял трубку интеркома.

Было семь тридцать.

Когда Ленгтон поднялся по лестнице, Рейнольдс ожидал его в дверях:

— Доброе утро!

Ленгтон тяжело посмотрел на него.

— Доброе, — кивнул он. — Она встала?

— Да, она на кухне.

— Благодарю.

Ленгтон проследил, как Рейнольдс спускается по лестнице, после чего закрыл за ним дверь и отправился на кухню.

— Кавалер ушел, — сказал он, прислонясь к дверному косяку. Чисто выбритый, в костюме в тонкую полоску, он выглядел свежим и подтянутым.

Анна покраснела:

— Что-то случилось?

— Я нажал на экспертов. Они обещали сразу связаться со мной, как только что-то узнают. И вот я здесь. Отвезешь нас туда?

— Кофе хочешь?

— Иди одевайся. Я знаю, где тут что.

— Пять минут, — скользнула она мимо него.

Когда Анна вернулась, Ленгтон уже приготовил себе пару тостов и восседал на высоком табурете перед маленьким столиком с кружкой в руке, читая газету, — прямо как у себя дома.

— Вот уже и готова, — сказала она, стараясь придать голосу легкость.

Она налила себе стакан воды и приняла две таблетки аспирина: давешнее возлияние не прошло бесследно.

— Головушка болит? — хмыкнул Ленгтон, складывая газету.

— Да, немного. — На самом деле голова у нее просто раскалывалась.

— Рейнольдс — твой постоянный гость?

— Да, можно и так сказать.

— Держу пари, выкачивал из тебя информацию.

— Нам с ним, знаешь ли, есть чем заняться! — с раздражением сказала она.

Ленгтон ухмыльнулся, хлопнул себя по бедру свернутой в трубку газетой, и они двинулись в путь, оставив на столике грязную посуду.

Сев в машину, они поехали к моргу. Повозившись с радио, Ленгтон откинулся на подголовник. У Анны голова разболелась еще больше, и она старалась вести машину осторожнее. Джеймс настроил новостной канал — про убийство Шерон ничего не сообщали.

— Насчет Шерон так и не было пресс-релиза?

— Нет. А ты все чувствуешь себя виноватой, что это не предали широкой огласке?

— Да, но в то же время не знаю, принесло бы это пользу, — мы ведь так и не узнали время смерти.

Она резко вильнула в сторону, чтобы не наехать на велосипедиста:

— Ненавижу этих поганцев! В этих своих шлемах-капельках они точно свихнувшиеся насекомые!

Джеймс повернулся посмотреть на велосипедиста, показав тому средний палец и рассмеявшись.

— Похоже, ты сегодня в отличном настроении.

— Я вчера так рано отрубился — проспал аж восемь часов. И, судя по твоему виду, тебе бы это тоже не помешало.

— Ну спасибо, — хмуро отозвалась она.

— А что, у тебя с этим журналистом серьезно?

Она отмолчалась, не желая обсуждать с ним свою личную жизнь.

— Извини, что сую нос в твои дела, — улыбнулся он.

Анна чувствовала, как он наблюдает за ней, и это ее ужасно нервировало. Она даже пропустила знак светофора, но он ничего не сказал. Фактически они больше не разговаривали до самого морга.

Они облачились в защитную одежду и были готовы осмотреть труп. Голова у Анны раскалывалась от боли: в виске точно готова была лопнуть вена. Даже при виде Шерон, с жуткими разрезами на лице, со ссадинами по всему телу и красными помадными каракулями на животе, Тревис не смогла отвлечься от боли.

Вдвоем с Ленгтоном они молча внимали Смарту, который сообщил, что не успел еще завершить полную аутопсию, но может утверждать, что Шерон умерла примерно за сорок восемь часов до того, как была обнаружена. Это немного приглушило чувство вины: ведь когда Анна пыталась связаться с Шерон, та уже была мертва.

Двумя часами позже они были в оперативном штабе. Ленгтон сообщил следственной бригаде, что почти на сто процентов Шерон Билкин была убита тем же субъектом, что и Луиза Пеннел. Даже манера написания букв, намалеванных губной помадой на животе девушки, совпадала с той, что прослеживалась на многочисленных записках убийцы к Ленгтону. Увечья на сей раз были не столь ужасающие, и тем не менее перед смертью Шерон тоже была подвергнута истязаниям и мукам.

Тот факт, что она мертва уже сорок восемь часов, означал, что, как и Луиза, Шерон была убита где-то в другом месте, после чего уже выброшена в поле, где ее и обнаружили. Следственная бригада ожидала новых данных от экспертов-криминалистов — удастся ли им что-нибудь «наковырять» с бордового пальто или с места преступления. Ленгтон выдал ордеры на новый обыск квартиры Шерон и повторную проверку ее телефонных звонков: требовалось выяснить, где была Шерон до того, как ее похитили. Возможно, она сопровождала своего убийцу и по собственной воле, так что следовало найти хоть кого-то, кто видел девушку перед ее исчезновением.

Ленгтон наскоро закончил совещание, поскольку спешил на встречу с начальницей. Он надеялся, что его оставят возглавлять расследования по обоим убийствам. «Так вот в чем дело! — усмехнулась Анна. — То-то он сегодня весь при параде!»

Близился субботний вечер, и в квартире Шерон Билкин не хотелось оставаться никому — ни Анне, ни Баролли, ни команде экспертов-криминалистов, что приехали снимать отпечатки пальцев. Они уже облазили всю квартиру по делу Луизы Пеннел, и теперь им требовалось проделывать все заново. В особенно скверном настроении пребывал Баролли, поскольку играла его любимая футбольная команда. Его с Анной выпроводили из маленькой комнаты в следующую, чтобы освободить место экспертам в бумажных комбинезонах.