— Вообще не верится, что ты могла вести себя так непрофессионально, причем после моего предупреждения. Боже правый, Анна, как ты могла так сглупить?! Зачем ты это сделала?!

Она крепко-крепко зажмурила веки.

— Ну?! Что ты скажешь в свое оправдание?

Она глубоко вздохнула:

— Я говорила ему: то, что мы обсуждали, должно быть…

— Должно быть что?! — рявкнул он. — Горячим заголовком?!

— Я просила его… нет, я сказала ему: то, о чем мы говорили, — закрытая информация.

— Закрытая информация? — в отчаянии покачал головой Ленгтон. — Закрытая?! Ты расследуешь тяжкое убийство! Что ты имела в виду, когда сказала ему, что это закрытая информация? Ты детектив, ты знаешь закон — и ты нарушила этот закон. Понимаешь ты это, черт тебя дери?! Ты слила журналисту строго конфиденциальную информацию. Что случилось? Ты перебрала с выпивкой и не смогла удержать язык за зубами? Поэтому ты вчера сбежала с обыска? Потому что маялась похмельем?

— С тебя пример беру.

Она пожалела, что брякнула это, но было уже поздно. Ленгтон с такой враждебностью пробуравил ее насквозь, что она отвела взгляд.

— Извини. Мне не следовало этого говорить.

Он свернул газету и постучал ею по краю стола:

— Не знаю, Анна, что мне теперь с этим делать.

Она облизнула пересохшие губы:

— Хочешь вывести меня из следственной бригады?

— Возможно, придется. Думаю, учитывая обстоятельства, тебя как минимум придется отстранить от дела. Мне требуется несколько дней, чтобы все обдумать. Это может серьезно на мне отразиться. Я и так в этом расследовании вишу на волоске. Ты ж понимаешь: та куча дерьма, что сегодня вылезла, не ограничится одной статьей. Все газетчики уже это подхватили, и мне придется что-то с этим делать.

— Мне очень жаль.

Он кивнул и тихо сказал:

— Да уж.

Анна услышала, как за ним закрылась входная дверь. Некоторое время она сидела, уткнувшись взглядом в стену, потом разрыдалась. Она то и дело утирала глаза и приказывала себе собраться — и опять начинала реветь. Она сидела в туалете — и плакала. Лежала на кровати — и рыдала. Лишь через час она сумела унять слезы. Глаза у нее опухли и покраснели. Теперь она наконец смогла подумать о результатах происшедшего: она знала, что ее карьера могла на этом завершиться. Фотография любимого отца, Джека Тревиса, как всегда, стояла у нее в рамке на прикроватной тумбочке. Анна посмотрела на его мужественное лицо и глубоко посаженные глаза. Потом прижала рамку с фото к себе:

— Вот так, папа, я подставилась и меня подставили. Получается, этот мерзавец меня просто использовал.

Приподнявшись, она поставила фото на обычное место. Все годы учебы, все ее честолюбивые замыслы — все будет перечеркнуто, если так решит Ленгтон. Чтобы чем-то занять руки, она застлала постель, затем побрела на кухню. Сварила себе кофе и села за стол, чувствуя себя совершенно разбитой, хотя слезы давно уже высохли. Интересно, что бы посоветовал ей отец? Уж он-то никогда бы не оказался в подобной ситуации. Ленгтон прав: она чертовски оплошала.

Словно на автопилоте, она допила кофе, помыла посуду, прибралась на кухне, после чего занялась уборкой в гостиной, пока наконец не привела всю квартиру в полный порядок. Анна даже пропылесосила в прихожей. Когда она решила вынести мусор, звяканье пустых бутылок напомнило ей о ночи, проведенной с Рейнольдсом. Они распили две бутылки красного вина, притом что для Анны обычная норма — не более пары стаканов. Так что ничего удивительного, что ей наутро было так нехорошо. К тому моменту, как она, кинув пакет с мусором в контейнер, вернулась домой и захлопнула входную дверь, в ней клокотала злость. Уперев руки в боки, она остановилась в прихожей и процедила.

— Гаденыш, он нарочно меня подпоил!

Она перечитала заметку Рейнольдса и сжала губы. Хоть она и надралась тогда изрядно, но прекрасно помнила, что некоторых вещей она вообще не обсуждала с Диком. Тут ей сделалось дурно: она припомнила, что в тот вечер, когда у нее остался Рейнольдс, она открыла было портфель, но так и не собралась просмотреть записи в блокноте. И теперь его содержимое растиражировано по всем криминальным хроникам!

Анна пошла в ванную, поплескала на лицо холодной водой. Глаза по-прежнему были красными. Она промокнула лицо, подкрасилась и, надев свое лучшее пальто и туфли, вышла из дому.

Она подъехала к воротам редакции газеты. Когда охрана спросила у нее пропуск, Анна предъявила удостоверение и сказала, что ее ожидает мистер Рейнольдс. Ее пропустили и велели припарковаться на стоянке для посетителей редакции сбоку от здания. Она подивилась собственному спокойствию, когда направилась в приемный зал. Было воскресенье, и дежурила всего один секретарь — к счастью, та самая девушка, с которой Анна уже здесь встречалась.

— Детектив-инспектор Анна Тревис, — показала она свое удостоверение. — Меня ожидает Дик Рейнольдс, могу я к нему пройти?

На идентификационном листке девушка записала имя посетителя, время прихода, а также имя того, к кому пришли, и Анна приколола бумажку к лацкану пальто. Секретарь уже хотела взять трубку и позвонить в отдел криминальной хроники, когда пришли еще два посетителя, потребовавшие ее внимания.

— Ничего, я знаю, куда идти, — сказала Анна. Нажав на кнопку лифта, она с удовлетворением услышала, как секретарь обращается явно к посетителям, а не к Рейнольдсу.

Лифт остановился на этаже отдела новостей. Анна прошла по коридору, на мгновение задержалась, убедившись, что идет в верном направлении, и свернула в другой коридор, ведший к главной редакции отдела новостей. Никто не обратил на нее внимания, когда она решительно обошла ряды столов.

Рейнольдс, в джинсах и голубом свитере, сидел к ней спиной. Пристроившись задом на краю стола и держа в руке чашку кофе, он потешал своих коллег какой-то веселой байкой. Даже запрокинул голову, захлебываясь смехом:

— Черт, я просто поверить не мог! Штаны болтаются у колен…

Он умолк, когда его собеседники заметили, что Анна направляется прямо к ним. Он повернулся вполоборота и чуть не соскользнул со стола.

— Анна! — заулыбался он, раскинув руки.

Тревис подошла к нему совсем вплотную, и он покраснел.

— Вот так сюрприз! — сказал он и чуточку отодвинулся от нее.

Она достала из-под мышки газету и хлестнула его по груди:

— Да уж не такой, как я сегодня получила, прочитав это!

Он повел плечом:

— Послушай, я ведь журналист.

— Не пори чушь собачью! Это было строго конфиденциально!

— Так, погоди минутку. Большей частью это общедоступная информация.

— Лишь кое-что общедоступно — и ты это знаешь. Как ты мог так со мной поступить?