Но в эти же самые годы молодой царь начал страдать досадным, нередко заставлявшим его испытывать мучительные унижения, недугом. Когда Петр возбуждался или напряжение его бурной жизни становилось чрезмерным, лицо его начинало непроизвольно дергаться. Степень тяжести этого расстройства, обычно затрагивавшего левую половину лица, могла колебаться: иногда это был небольшой лицевой тик, длившийся секунды две-три, а иногда – настоящие судороги, которые начинались с сокращения мышц левой стороны шеи, после чего спазм захватывал всю левую половину лица, а глаза закатывались так, что виднелись одни белки. При наиболее тяжелых, яростных припадках затрагивалась и левая рука – она переставала слушаться и непроизвольно дергалась; кончался такой приступ лишь тогда, когда Петр терял сознание.

Располагая только непрофессиональными описаниями симптомов, мы не сможем наверняка установить ни саму болезнь, ни ее причины. Скорее всего, Петр страдал малыми эпилептическими припадками – сравнительно легким нервно-психическим расстройством, которому в тяжелой форме соответствует истинная эпилепсия, проявляющаяся в так называемом «большом припадке». Насколько известно, Петр не был подвержен этому крайнему проявлению болезни: никто из оставивших письменные свидетельства не видел, чтобы он падал на пол и изо рта у него шла бы пена или утрачивался контроль над телесными отправлениями. В его случае раздражение возникало в отделе мозга, управляющем мышцами левой стороны шеи и лица. Если источник раздражения не исчезал или хотя бы не ослабевал, соседние отделы мозга тоже приходили в возбуждение, что и вызывало непроизвольные, судорожные движения левого плеча и руки.

Еще труднее, не зная наверно характера заболевания, точно указать его причину. Современники Петра и авторы более поздних исторических трудов предлагают целый спектр мнений. Одни приписывали эти судороги травмирующему воздействию того ужаса, который он испытал в 1682 году, десяти лет от роду, когда стоял рядом с матерью и на глазах у него озверевшие стрельцы убивали Матвеева и Нарышкиных. Другие находили истоки болезни в потрясении, перенесенном им семь лет спустя, когда Петра разбудили среди ночи в Преображенском вестью о том, что стрельцы идут убивать его самого. Третьи грешили на безудержное пьянство, к которому царь пристрастился с легкой руки Лефорта, – чего стоит один Всепьянейший собор! Был даже слух, просочившийся на Запад в письмах из Немецкой слободы, будто недуг царя вызван ядом, который подослала ему Софья, пытаясь расчистить себе путь к престолу. Однако самой правдоподобной причиной эпилепсии, особенно если больной никогда не получал сильного удара по голове, отчего на ткани мозга может появиться рубец, считается перенесенное им длительное и тяжелое воспаление. В ноябре 1693 – январе 1694 года у Петра на протяжении нескольких недель держался сильный жар – тогда многие даже опасались за его жизнь. Подобное воспаление, скажем энцефалит, способно вызывать образование на мозге локального рубца; впоследствии раздражение поврежденного участка под действием особых психологических возбудителей дает толчок припадкам такого свойства, какими страдал Петр.

Болезнь глубоко повлияла на личность Петра; ею в значительной степени объясняется его необычайная скованность в присутствии незнакомых ему людей, неосведомленных о его конвульсиях и потому не подготовленных к этому зрелищу. Действительных средств от припадков, столь же мучительных для окружающих, как и для самого Петра, не существовало, хотя меры, которые тогда принимали, и сегодня сочли бы чрезвычайно разумными. Пока подергивание не выходило за рамки обычного тика, Петр и все, кто был с ним, вели себя так, будто ничего не происходит. А если судороги усиливались, друзья или денщики спешили привести к царю кого-нибудь, чье присутствие действовало на него благотворно. Со временем в таких случаях на помощь всегда призывали вторую жену Петра, Екатерину, если она оказывалась поблизости, но до ее появления или в ее отсутствие эту роль исполняла какая-нибудь молодая женщина, умевшая успокоить царя. «Петр Алексеевич, вот особа, с которой вы желали поговорить», – произносил встревоженный денщик и удалялся. Царь ложился и опускал трясущуюся голову женщине на колени, а она поглаживала его лоб и виски, тихонько и ласково что-то приговаривая. Петр засыпал, и пока сознание его было отключено, болезненный процесс в мозгу затихал. Через час-другой он просыпался отдохнувшим и в гораздо лучшем настроении, чем до приступа.

* * *

Зимой 1695 года Петр принялся искать нового применения своей энергии. Его вдохновили два лета, проведенные в Архангельске, краткие плавания по Белому морю, долгие беседы с английскими и голландскими капитанами, и теперь он хотел плавать дальше, видеть больше, испытывать новые корабли. Он постоянно возвращался к мысли о походе в Персию и на Восток. Эту тему часто затрагивали зимними вечерами в Немецкой слободе, где голландские и английские купцы с важностью рассуждали о торговле между Европой и Индией, Европой и Персией, которую можно было бы весьма расширить, используя российские водные пути. Лефорт писал из Архангельска родственникам в Женеву: «Шла речь о том, чтобы через пару лет совершить путешествие в Казань и Астрахань». Позже швейцарец сообщал: «Следующим летом мы собираемся построить пять больших кораблей и две галеры, на которых, даст Бог, через два года отправимся отсюда в Астрахань для заключения важных соглашений с Персией… Есть также замысел построить несколько галер и выйти в Балтийское море».

Пока в воздухе носились разговоры о Персии и о Балтике, зимой 1695 года Москва была ошарашена объявлением о том, что ближайшим летом Россия намеревается возобновить войну против татар и их хозяев – Османской империи. Почему той зимой Петр пришел к решению атаковать турецкую крепость Азов, точно неизвестно. Существует мнение, что Петр ни с того ни с сего ринулся на поля сражений исключительно по своей неугомонности и что таким образом он просто давал выход своей энергии и любопытству. Рассматривая последовательность событий с этих позиций, мы видим, что Петр открыл очередную главу в той великой морской эпопее, которая вдохновляла его на протяжении всей жизни: сначала была Яуза, потом Плещеево озеро, потом Архангельск. Теперь он мечтал о создании флота. Но единственный морской порт России намертво замерзал на полгода. Ближайшее море, Балтийское, крепко держала в руках Швеция, самая могущественная военная держава Северной Европы. Оставалась только одна дорога к соленой воде – на юг, к Черному морю.

Ну а если эта новая авантюра и не была потехой Нептуна, тогда она наверняка была Марсовой потехой. Уже двадцать лет Петр играл в солдатики – сначала это были игрушки, потом мальчишки, потом взрослые люди. Его игры, начавшись с муштры нескольких сотен праздных юных конюхов и сокольников, дошли до штурма и обороны Прешпурга, крепости на речном берегу, с участием тридцати тысяч солдат. Теперь же, стремясь изведать вдохновение настоящего боя, он искал, какую бы крепость осадить, и Азов, одиноко стоявший на краю украинской степи, отлично для этого подходил.

Несомненно, неукротимое стремление Петра к морю и его желание испытать армию в деле сыграли свою роль в решении идти на Азов. Но существовали и другие причины. Россия была по-прежнему в войне с Османской империей, и каждое лето всадники татарского хана скакали на север и совершали набеги на Украину. В 1692 году двадцатитысячное татарское войско подступило к городу Немирову, сожгло его дотла и захватило две тысячи пленных для продажи на турецких невольничьих рынках. Через год увели в полон еще пятнадцать тысяч человек.