Как-то слишком быстро я себя в руки взяла.

Наверно, сказалось то, что выбора у меня особо не было. Тут либо мило улыбаться посторонним людям, либо под диван лезть, и пыль нюхать. А это, как-то по-детски. Хотя…

Ну, уж нет.

Я взрослая.

Я все свои проблемы должна встречать лицом к лицу.

Что будет…

— Просто скажу им, что ты моя беременная девушка, на которой я завтра собираюсь жениться.

То будет.

Чего?

Да ты офигел, что ли?

Я его даже пнуть хорошенько не успеваю, так как слышу звук ключа, которым дверь открывают.

— Ты не волнуйся, главное. Тебе ж нельзя. — этот зараза гладит меня по животу, а потом с распростертыми руками идет родителей встречать, которые в коридоре между собой о чем-то спорят.

— Корнеев?! — крик шепотом слышали? Я сейчас именно так и «заорала».

Барин забыл сказать, что мне делать.

— Дасюня! — Говорит женский голос, и мне приходится сдерживать себя, чтобы не заржать.

Дасюня?

Серьезно?

Кажется, теперь я знаю, как парня звать буду.

Расслабляюсь, и на кресло по-девичьи сажусь, сжимая коленки. Как-то легко мне стало. Если женщина так называет своего сынульку, то думается мне, что мы общий язык мы точно найдем.

Предчувствие у меня такое.

— Кать, хватит его так называть. Он же не умственно отсталый, а взрослый парень. Какой Данюся? Здорово, сын.

Кто планировкой это квартиры занимался?

Тот гад

Как можно было додуматься стенку так впихнуть, чтобы входную дверь видно не было? Даже краешком глаза не подсмотреть. Люди разговаривают между собой, а я только голоса слышу. Но любопытство-то бурлит. Мне зрелища надо, перед личной встречей. А тут…

— Какими судьбами, создатели?

Это он так родителей называет?

Хм. Надо запомнить будет.

Домой приеду, и лежа на кровати кричать буду: «Создательница, свари мне кашу рисовую».

Туська, не отвлекайся.

— Уже и к сыну приехать нельзя. — Говорит мама барина. — Юр, а ты не учи меня, как к сыну обращаться. Это я его девять месяцев в себе таскала, от изжоги мучаясь. Захочу, козюлькой назову, и кто мне, что против скажет.

Черт.

Да я его маму уже, как родную полюбила.

Крутая женщина. И голос приятный.

— Вы потише. У меня гостья, и у нее память хорошая. Мне потом эта козюлька боком вылезет.

Корнеев! Да ты, оказывается, умеешь мысли мои читать.

Голоса стихли, а вместо них топот ног по квартире разнесся. Первая в комнату влетела женщина, затем появилась голова мужчины, и за телами этими я услышала кашель барина.

Но, я-то уже подготовилась.

Сижу, жду, здесь как принцесса, грудь вперед, плечи назад, пальцы на коленках скрестила. Ну, прям не Туська, а сама Наталья Шведова крон принцесса маленького неизвестного государства.

А что?

Не лежать же мне на диване, с подушками под ногами.

Между прочим, я еще никогда с чужими родителями не знакомилась. И пусть, что это мама и папа барина нашего. Они ж все равно родители. Вот я и волнуюсь.

Чуть-чуть.

— Юр, ты посмотри.

— А я по-твоему куда сейчас смотрю?

— Какая она красивая.

Это про меня?

Ой, спасибо. Засмущали.

— Здравствуйте. — Блин. Блин. Блин. Откуда во мне голос Джигурды? Вот хотела же, как Ариэль пропеть. Никита откуда взялся?

Вы бы видели их лица, когда я звериным рыком с ними поздоровалась.

Стыдоба какая.

Зато Корнееву весело. Он сначала глаза вылупил, а потом отвернулся, чтобы родители моську его не увидели.

— Здрасте. — Повторять пришлось, перед этим, конечно, горло прочистила, чтобы еще раз элиту города не испугать.

— Привет. — Восклицает женщина.

— Добрый день. — Сдержанно говорит мужчина.

А барин все так и ржет.

Приходится ему взглядом прямую угрозу передавать.

— Мам, пап, знакомьтесь — это Наталья.

— Туся. — тут же поправляю Корнеева. Ну, не нравится, когда меня Наташей называют.

В детстве ведь как было? Наташка — какашка.

Хоть уже взрослая, и сама себе носки стираю, но все равно шарахаюсь от полного имени.

— А я Екатерина Владимировна, можно просто Катя. — Эта красотка, которая мне чем-то напоминает Дженнифер Энистон, сказала называть её Катей?

Блин.

Ущипните меня.

— Юрий Сергеевич. Можно просто папа этого оболтуса, который не предупредил нас, что он здесь с девушкой.

Ну и ладно, что дядей Юрой называть нельзя. Папа оболтуса тоже отлично звучит. Мне как-то даже больше нравится.

Перевожу взгляд на Корнеева, мол, давай отдувайся, козюлька. Это твои родители, тебе и разговаривать с ними. А я здесь просто посижу, и на мамку твою полюбуюсь. Кстати, сколько ей? На вид лет тридцать пять, но такого точно быть не может. Барину вроде двадцать два, значит…

Ой, ничего не значит.

Сколько есть, все её.

— А что здесь такого? Приехали и приехали. Вы ж на ужин оставаться не будете, а минут десять мы вас потерпим. — Корнейчик плюхается рядом с мамой, и рукой ее бодает.

Эх, люблю юморных людей.

Мужчина и женщина переглянулись, заулыбались, а потом Корнеев от матери словил щипок за плечо.

Ахах.

У этого неженки еще один синяк будет.

Ну, Катя. Ой, Екатерина Владимировна. Я так в вашей фанаткой стану.

— Правда, ведь детк… Ната?

Он меня сейчас назвал деткой при своих родителях?

Ну всё, ты нарвался.

Все перья выдерну. Лысым ходить будешь.

— Почему не будем? С удовольствием останемся. Правда же, Юр?

Нет. нет. нет.

Отец оболтуса, пожалуйста, скажите своей жене твердое и мужское — НЕТ.

А тот галстук развязал, запонки снял, и с улыбкой, как у своего сына заявил:

— А что на ужин, молодежь?

Эй, а они меня, вообще, за кого приняли-то?

— Бать, у вас дел, что ли, нет? Какой ужин? Откуда это, вообще, взялось?

Да-да.

Какой еще ужин? Правильно, Корнеев, а ну-ка разберись с создателями своими, в этот раз лучше пусть дома кушают. Так точно несварение не заработают, от моих косых взглядов на козюльку их драгоценную.