– Язык ей тоже вырвали, – сообщает Геката. – К счастью, оставили уши.

– Как ее зовут? – спрашивает Энола.

«Я Юлия Береника», – раздается звонкий голос у меня в голове.

Пораженный, я поворачиваюсь к Гекате. Неужели она наделила жрицу этим даром?

«Она может только делиться мыслями, но не читать чужие. Это меньшее, что я могла для нее сделать».

И спрятать ее, чтобы эта женщина никому не рассказала про корону. На губах Гекаты мелькает улыбка.

– Ты сделала ее бессмертной, – догадывается Гор. – Прогресс. Хотя бы не превратила в вампиршу, как своего любовника.

– Да, не превратила. Я нуждалась в надежной свидетельнице. Платон захотел стать вампиром, поскольку в ходе поисков ему предстояло иметь дело с демонами. Бессмертие в уязвимом теле ему бы не сильно помогло.

– О небо, как предусмотрительно с твоей стороны. – Не услышать иронии в замечании Гора просто невозможно.

– Не расскажешь нам, что с тобой произошло? – мягким тоном обращаюсь я к женщине.

«Если вы желаете услышать мою историю, то я вам ее расскажу».

– Давай, – объявляет Гор, хватая с тарелки кусок яблока. – Мы все обратились в слух.

«Возьми себя в руки, – велю ему, – или проваливай».

Понимаю его злость, но эта женщина – однозначно жертва, а не коварная ведьма, как Геката.

«Я старшая дочь иудейского царя Ирода Агриппы I и правнучка Ирода Великого, – начинает рассказ Береника, опуская незрячие глаза. – Мой дед построил Второй Иерусалимский Храм. Я жила в Иерусалиме, пока в 70 году город не сровняли с землей».

– С тех пор ты поселилась здесь, в Сиве? – интересуется Энола.

«Нет, лишь с тех пор, как меня изувечили. Геката предоставила мне убежище».

– Когда это произошло?

«В 79 году. Через девять лет после окончательного уничтожения. Последний первосвященник проклял меня, поскольку я не отдала ему сокровище. Но я не могла. Я поклялась его защищать. И была последней царицей своего народа».

– Хочешь сказать, что ковчег с короной в 70 году все еще находился в Иерусалиме?

Мы, бессмертные, перерыли каждый камень и ничего не нашли. После этого город перестал представлять для нас интерес, ведь мы посчитали, что Соломон унес ковчег.

«Вы всегда недооценивали людей», – с улыбкой в голосе произносит Береника.

– Очевидно, да. Расскажи нам, что случилось с ковчегом и где сейчас корона, – вежливо прошу я.

«Этого я не знаю. Я вверила ее Титу, и он ее увез».

– Ты вручила ковчег Титу? Императору, который сровнял с землей Иерусалим и храм? – неверяще переспрашивает Энола.

«Тогда он еще не стал императором, а у меня не было выбора. Магини предъявили права на корону, но я не могла отдать ее. Они бы использовали ее силу во зло. Когда я отказалась, Рита прислала в город демонов. Ужасное время. Я стояла перед выбором: пожертвовать своей страной или наделить тех женщин могуществом, при помощи которого им удалось бы уничтожить весь мир. Так что я пожертвовала своей страной и своим народом. А какое решение приняла бы ты?»

Если память меня не подводит, в те ночи в Иерусалиме погибло около миллиона человек. А сколько лишилось бы жизни, передай Береника Рите ковчег?

Геката накрывает искалеченные кисти Береники своими.

– Ты все сделала правильно.

«Сейчас я уже не так в этом уверена. – Из невидящих глаз на колени падает слеза. – Но прошлого не изменить».

– Рассказывай дальше. Пожалуйста, – заметно мягче просит Гор. – Почему именно Титу?

Расправив плечи, она поднимает голову.

«Это была судьба. – Бывшая царица делает паузу. – Впервые мы увидели друг друга, когда он сопровождал своего отца в Иудею. Они пришли в мою страну врагами. И невзирая на это, я тут же влюбилась в него, а он в меня. Мы были созданы друг для друга». – На ее бледных щеках проступает румянец.

Мы слушаем молча. Гор подается вперед, чтобы не пропустить ни слова. Энола прищуривается. Пери все это кажется странным, и я не могу ее винить. Сам же ищу в памяти, что мне известно об этой женщине. Готов поспорить, Нефертари знала бы, какую роль Береника сыграла в истории. Она воспроизвела бы по памяти всю ее биографию. Мне остается лишь надеяться, что Нефертари в порядке и что никто не причинит ей такую боль, как Беренике. Эта мысль невыносима. Жуткие раны нанесли ей магини или их демоны, а Нефертари во власти этих созданий. Я так громко скриплю зубами, что жрица на секунду замолкает.

– Извини, – говорю я. – Расскажи нам все. Пожалуйста.

«Меня трижды выдавали замуж против воли, и ни одного из тех мужчин я не любила. Мне исполнилось тринадцать, когда заключили первый брак. Во второй раз я стала женой брата своего отца, а третий муж женился на мне только ради богатства. Когда мы встретились, я была уже сорокалетней женщиной, а Тит – молодым мужчиной двадцати девяти лет, но это не имело значения. Ничто не имело значения. Даже то, что он наш враг. Я любила его, как никого и никогда прежде».

Мне становится трудно дышать. Очевидно, она до сих пор безумно по нему тоскует. Мы терпеливо ждем, пока Береника снова соберется с силами.

«Еще мои отец и дед опасались магинь. Об их злодеяниях ходило множество слухов. Они посылали демонов в город, когда вздумается. По ночам почти никто не осмеливался выходить на улицу. Мы, потомки Соломона, всегда защищали от них ковчег. Не знаю, почему Рита выбрала именно это время, чтобы наконец потребовать корону. Мой брат не стал сильным царем и не смог предотвратить войну с Римом. Мы оказались ослаблены. Возможно, причина в этом. Рита никогда не считала меня противницей, лишь женщиной в союзе с врагом. После смерти императора Нерона Тит покинул Иудею, и я думала, что теперь никогда его не увижу, но он вернулся. Атаки магинь становились все более жестокими. Народ восстал против моей семьи. Наш побег оставался лишь вопросом времени. Я не могла оставить ковчег без защиты, поэтому решила попросить Тита его спрятать. Он должен был увезти ковчег из Иерусалима. Я безоговорочно доверяла Титу. Первосвященник храма пытался сорвать наш план. Он превратился в инструмент в руках Риты. – Она вздрагивает. – Тит сделал все, что мог. Он привел римскую армию не для того, чтобы уничтожить Иерусалим, а чтобы спасти город от демонов. Но не успел. По улицам расползся зеленый туман, в котором обитали существа, убивающие каждого, кто отваживался высунуться наружу. Неважно, солдат, женщин или детей. Они не делали различий. Улицы буквально утопали в крови. Бои шли день и ночь. Настоящая бойня. Вовсе не