– Да, но ровный. Представь торт, который разрезали на четыре части вместе с блюдом. Вот как раз на блюдо она и была нанесена.

– Чем?

– Специальными красками. Твоя бабка не увлекалась росписью по фарфору или стеклу?

– Пффф! – Ева допила виски и решила, что больше не хочет. – У нее было другое хобби. Элеонора придумывала квесты. Теперь я понимаю, что она опередила время на несколько десятков лет.

– У тебя была крутая бабуля. Она мой кумир.

– Да, все говорят примерно так же. Все, кто с ней не жил. А как можно ровно разрезать тарелку?

– Стеклорезом проще всего. Но можно при помощи нитки, растворителя и горелки.

– То есть три оставшиеся части карты – это тоже осколки тарелки?

– Логично предположить, что да. Но мало ли…

– Ты весь фарфор осмотрел? – Он кивнул. – Хотя битой посуды у меня нет. Все выкинула, примета плохая.

– Я подумал, что среди тарелок может быть та, на которую нанесен другой фрагмент карты.

– Нет?

– Нет.

– И на люстре?

– Мне просто она понравилась. Решил рассмотреть. Думаю, полезнее были бы какие-то записи Элеоноры Георгиевны. Фотографии.

– Нет у меня ничего. Она все забрала, когда съезжала. А если бы и оставила, я выкинула бы.

– Жаль. Ладно, буду думать дальше. Искать в другом месте.

– Есть наводки?

– Имеется одна.

– Ты куртку снять не хочешь?

– Очень! Но боюсь, вспотел.

– Хочешь в душ? – лукаво спросила Ева.

– Нет, я лучше так посижу.

– Не надо стесняться, – пропела она.

Сан Саныч допивал чай. И собирался уходить. А Еве не хотелось этого. Что ей делать одной? Вернутся мысли, всякие разные… В них всплывет и Батыр, и Анька Железнова, и ее чертовы кошки…

Но дело даже не в этом. Этот мужик ей нравился все больше и больше. И ладно бы она продолжила лакать виски – хмелея, Ева становилась добрее к мужчинам и могла возжелать даже того, кто трезвой Еве казался ничем не примечательным и неинтересным кавалером. Ну, не альфа-самец, но вполне годен для утех. Поэтому перед тем, как улечься в койку с каким-нибудь отвратным козлом (по молодости приходилось и с такими спать), Ева накидывалась. Так алкогольную зависимость и заработала. Но с Сан Санычем она желала покувыркаться исключительно на трезвую голову. Ей нравились его глаза, руки, улыбка. Эти растрепанные седые волосы и щетина. А еще ступни: крупные, но аккуратные. Она не любила, когда второй палец был длиннее первого. Пунктик такой имела…

– Вспомнила я об одном альбоме, что остался от бабки, – сказала Ева. – Там много моих детских фоток, но и ее есть. Может, там подсказка какая есть?

– Допускаю, – кивнул следопыт.

– Я поищу, а ты сходи в ванную. Гостевые принадлежности и полотенца на верхней полке справа.

– У тебя гостевые принадлежности?

– Конечно. Зубная щетка, одноразовая бритва, мыло, мочалка, тапочки, шапочка для душа.

– Как в отеле, – подивился он и отправился в ванную.

– Халат можешь взять синий.

Он вышел, а Ева отправилась за альбомом. Она не обманула, таковой имелся. Только нет в нем никаких подсказок. А почему? Да потому что, если бы были, старая ведьма альбом в первую очередь уволокла с собой.

Сан Саныч вернулся из ванной через десять минут. С мокрыми волосами, но не в халате, а в своей одежде. Только без носков.

– Как заново родился, – сказал он. – Шикарный у тебя душ, который наверху.

– «Тропический дождь» называется, – похвасталась Ева. – Вот альбом, смотри. А я еще чаю сделаю.

Она сходила на кухню и вернулась с двумя чашками. Поставила на столик и села рядом с Александром. От него пахло шампунем, но и по`том немного – от футболки. Не противно. Даже сексуально.

– Какая ты была хорошенькая в детстве! – восхитился он, глядя на фотографию первоклассницы Евы. Впрочем, тогда еще Фроси.

– А сейчас разве нет? – кокетливо подначила собеседника Ева.

– Сейчас ты красавица. Это другое.

– Похожа на бабку?

– Нет.

– А все говорили, что да.

– Мальчик рядом, это твой брат?

– Дусик.

– Он больше на Элеонору похож.

– Скажешь тоже, – фыркнула Ева. – Он копия нашей матери.

– Почему ее нет на снимках? И отца вашего?

– Я выбросила все фотографии с ними. Но их и немного. Отец уголовник, мать алкоголичка. Бабушка нас воспитывала.

– А ты ее «старой ведьмой» называла, – с легким укором сказал Александр.

– Но она такой и была. Поэтому я в отличие от тебя не люблю старух. – Она пододвинула ему чашку. – Пей и ищи подсказки, а не фотки рассматривай.

– А Элеонора любила позировать?

– Еще как. Поэтому вся квартира была увешана ее портретами.

– Можно я вот этот снимок оторву? – Он указал на фото, где Элеонора сидела с внуками на лавочке в саду, держа на коленях тарелку, наполненную гроздями смородины. Ох, и объелись они тогда! Дусик аж до поноса. Хотя бабуле нужно отдать должное – каждое лето снимала дачу и вывозила внуков на отдых. – Буду осторожным, обещаю.

– Рви, не жалко. А зачем?

– Блюдо на фото. Что, если это оно? Тогда на обороте может быть подсказка.

Ева, недолго думая, сама оторвала снимок. Неаккуратно. И уголки остались на странице. Увы, на обороте оказалась только дата. И ничего более!

– Похоже, ловить мне тут нечего, – с сожалением проговорил Александр.

– Не совсем, – прошептала Ева и, взяв его за щетинистый подбородок, развернула лицом к себе. – Есть утешительный приз. Для нас обоих…

И потянулась к его рту губами.

Она улыбалась всю дорогу, чем раздражала Вульфа.

– Первый раз вижу человека, который радуется тому, что владеет не раритетом, а поддельной фигней, – ворчал он. – Я бы расстроился. А эта коза сидит, лыбится…

– Моя диадема – не фигня. И не подделка. Просто не та, – отозвалась Аня, ничуть на «козу» не обидевшись.

Экспертиза показала, что диадема была не то чтобы поддельной, но и не настоящей. То есть, попросту говоря, безымянной копией известного ювелирного украшения. Из настоящего серебра и золота, с настоящими драгоценными камнями, но не оригинального дизайна. Носить такое считалось дурным тоном. Потому и клеймо затерли. Однако на сегодняшний день эти тонкости уже не имели значения, и венец по-прежнему оценивался в двести тысяч долларов.