Поправляю галстук и безвольно опускаю руки.

Подхожу ближе.

Подхожу еще ближе.

Настолько близко, что могу теперь различить каждую твою дрожащую ресницу.

Твои глаза опущены вниз, губы со следами вишневой помады слегка приоткрыты. Мои руки висят, как плети. Я не могу поднять их, чтобы дотронуться до тебя. Они слишком тяжелые. Оглушающий стук сердец доносится отовсюду. Невозможно пересчитать, сколько их сейчас у нас с тобой на двоих. Никак не меньше ста – это уж точно, а может быть двести.

Приподнявшись на носках, ты касаешься щекой моей щеки. Я отзываюсь на это прикосновение, слегка наклонив голову.

Твоя щека нежная, гладкая и горячая. Едва ощутив своей кожей эту волшебную нежность, я уже не понимаю, как смог прожить без нее на свете почти восемнадцать лет.

Непостижимо.

Под барабанный бой двухсот обезумевших сердец слегка касаюсь губами кончика твоего носа. Ты улыбаешься этой трогательной ласке, жмуришься от удовольствия и поднимаешь руки. Запускаешь пальцы в мои волосы, откидываешь голову назад. Подхватываю твое горячее дыхание и наконец несмело целую губы.

Странно, но после этого потолок не падает нам на голову. И пол не проваливается под ногами.

Не происходит вообще ничего, что должно было бы произойти. Осмелев, я предпринимаю вторую попытку. Потом – третью.

Перестаю наконец считать попытки и просто целую тебя. После каждого поцелуя одно из сердец лопается, как воздушный шарик, разрываясь от счастья. Но их по-прежнему много, и можно не беспокоиться, что я умру от этого счастья раньше времени.

Шепчу – «Я люблю тебя…»

«Как?» – отзываешься ты, отзываясь на мои поцелуи. В голосе – любопытство. Ты всегда такая. Даже в эту минуту – любопытство в голосе.

Мне трудно ответить на твой вопрос. В голове – сплошная поэзия. Некачественная, к тому же. Потому что поэтического дара я лишен напрочь и никогда в жизни не интересовался стихами. В голове – пустые рифмы. Произнеси я сейчас хоть одну, ты тут же поднимешь меня на смех. Нет, пожалуй, не стоит.

«Как воздух», – выдыхаю я и судорожно втягиваю в себя этот воздух, чтобы не умереть от удушья, пока будет длиться очередной поцелуй.

«Как воздух?» – удивляешься ты в следующем промежутке.

Утвердительно мычу в ответ. Снова вдыхаю, на этот раз глубже. Так глубоко, что легкие едва выдерживают объем переполняющего их кислорода. И снова целую тебя. Не отпускаю до тех пор, пока кровь не начинает шуметь в висках, пока давление этой крови не становится максимально приближенным к тому, которое испытывает человек, погружаясь под воду на глубину сто метров.

Двести метров.

Пятьсот метров.

Тысячу метров.

Без необходимого в таких случаях специального обмундирования для погружений на экстремальную глубину.

Ты вырываешься. Отталкиваешь меня, упираясь кулаками в грудь. Судорожно вдыхаешь и выдыхаешь. Снова и снова. В твоих огромных и черных зрачках я вижу свое отражение. В самой их глубине – страх. Я знаю, откуда он.

Я знаю, у меня получилось. Мне удалось заставить тебя почувствовать, как это – жить без воздуха.

Жить без воздуха – никак.

Без воздуха не живут. Вообще не живут.

Без воздуха – умирают.

«Сумасшедший», – шепчешь ты одними губами.

Я киваю в ответ: знаю.

Некоторое время мы еще стоим, не касаясь друг друга, пытаясь успокоить дыхание. Два водолаза, спасенные за сотую долю секунды до наступления смерти.

Потом ты резко приподнимаешь подол платья и снимаешь его через голову.

В то, что это случилось, поверить невозможно.

Мне даже страшно открыть глаза. Я знаю – стоит только поддаться минутной слабости, и чудо исчезнет. Поэтому лежу, крепко зажмурившись, убеждая себя в том, что в принципе остаток жизни можно запросто прожить и так, с закрытыми глазами. Какие-то несчастные шестьдесят лет. Или пусть даже семьдесят – кто знает, сколько там мне отпущено. Да и не важно. Можно научиться жить с закрытыми глазами, как живут от рождения слепые люди. Наверняка, в этом нет ничего сложного. Нужно только покрепче, покрепче смежить веки. Чтобы не осталось между ними даже самой крошечной щелочки.

Там, в темноте моих зажмуренных глаз, притаилось счастье. Настоящее счастье. То самое о котором я даже и мечтать не мог. Откроешь глаза – и оно вылетит сразу. Нужно быть круглым идиотом, чтобы вот запросто отпустить его на свободу. Нет уж, от меня оно такого подарка не дождется.

«Спишь, что ли?» – слышу совсем рядом твой тихий и спокойный голос. Абсолютно спокойный. Как будто ничего не случилось.

Мычу в ответ что-то невразумительное.

«Ну тогда скажи что-нибудь! Эй!»

Существование твоего голоса в непосредственной близости порождает предательскую мысль о том, что ты на самом деле находишься рядом. Соблазн открыть глаза хотя бы на секунду становится просто невыносимым. Из последних сил пытаюсь бороться, и все же сдаюсь очень быстро. Приоткрываю один глаз, и сквозь подрагивающие ресницы вижу твои очертания. Мне хочется большего. Хочется невыносимо. Забываю обо всем, окончательно открываю глаза и вдруг понимаю, каким идиотом, наверное, выглядел все это время.

Ничего не изменилось. Все осталось по-прежнему. За окном темное небо, усыпанное мелкой звездной крупой. На небе висит желтая луна. Тонкий тюль на окнах колышется от прикосновений ветра. Ты лежишь рядом. Твое белое, полностью обнаженное бедро касается моего бедра, а между ними – влажная прослойка проступивших сквозь кожу капелек пота.

Начинаю подозревать, что на самом деле я вовсе не сошел с ума. Дерзко предполагаю, что эта ночь мне не приснилась. Ты рядом, и я могу запросто к тебе прикоснуться, чтобы окончательно убедиться: мы сделали это.

«Долго еще молчать будешь?» – недовольно бормочешь ты. Твой теплый шепот где-то в районе моего плеча ласково щекочет кожу. Медленно поворачиваюсь на бок, подпираю голову локтем и смотрю на тебя. Замечаю на шее маленькое и темное круглое пятно – неосторожный след от моего поцелуя. Прикасаюсь к нему кончиками пальцев. Прикасаюсь губами.

От этого мимолетного и почти невинного прикосновения вдруг снова закипаю. Словно окутанный мелкой сетью электрических проводов, ощущаю, как мчатся по ним разряды тока, отмечая свой путь бесконечными огненными вспышками.

Мне кажется, я сейчас взорвусь.

Ты отзываешься, спасая меня от неминуемой смерти.

Все повторяется снова.

Только на этот раз – уже не так торопливо и судорожно. Без неловких заминок и поспешных движений. Без дурацких попыток в самый ответственный момент вспомнить, что же там было написано в «Энциклопедии интимных отношений», проштудированной мною тайком от родителей еще в начале восьмого класса.